– Надеюсь, ты прикалываешься сейчас, – недобро щурится Кирюха.

Опасненько… Есть вещи, которые лучше вслух не произносить.

– Кирюх, бракованного тросика не могло быть? – разряжая накаляющуюся обстановку в кабинете к разговору подключается Димка Ланской.

Он еще недавно работал в моей клинике, а теперь перешел к парням. Мне, конечно, его не хватает, но мы вырастили с ним достойную смену. Ник, Пашка и Марк многого стоят.

Они еще покажут себя.

– Сам знаешь, бывают такие партии, – продолжает развивать тему. – Заводской брак, подделка. Да мало ли что могло привести к повреждению!

– Исключено, – тут же отметает предложенные Димой варианты Серега Карпов. Он реаниматолог и ему явно виднее. – Поверь, если б в партии был брак, мы с Саней точно знали. Сам знаешь, такого пациента после обследования только прямиком к нам и отвозить.

О, да… Таких анестезиологов-реаниматологов, как Карпов и Хмельницкий днем с огнем не сыщешь. Мне порой кажется, что они с пеленок знали как людей спасать.

– Ну да, – кивая головой соглашается Саня. – Серега прав, брак отметаем. Здесь что-то другое, – произносит задумчиво. – Кир не мог повредить трахею. Думаем ребята.

– Тогда только образование нового свища, – соглашается со мной Никита и миролюбиво разводит руки в разные стороны. Пожимает плечами. – Другие вариков нет.

– Я делал ревизию, – жестко заявляет Игнатов. Он упрямо стоит на своем, не сдвинешь с места.

Вот и как его переубедить?

– Кир, ты ведь мог его пропустить, – добавляю спокойно, пытаясь понять, как такое в принципе могло выйти. – Сам знаешь, человеческий организм непредсказуем, а свищ-то крохотный, ребенок растет, пищевод и трахея тоже, вот и получается, что свищ увеличился.

Крайне редко, но такое бывает. Я лично с подобным не сталкивался, но как-то пару лет назад присутствовал на научной конференции и слушал доклад по заболеваниям трахеи. И про трахиопищеводные свищи в том числе.

– Нужно делать бронхоскопию, – безоговорочным тоном заявляет Скворцов.

– За эти два месяца у ребёнка было две пневмонии и три бронхита, – продолжая отстаивать свою точку зрения открываю историю болезни и показываю пальцем на прикрепленные выписки из инфекционного отделения соседней больницы. Там диагнозов хоть отбавляй.

– При каждой госпитализации были высеяны вирусы, – не уступает мне Миша Майоров. – Заметь, при каждой, – кивает на выписные эпикризы.

– Бокавирус? Риновирус? Парагрипп? – перечисляя обнаруженные у ребенка возбудители не скрываю своего скептического настроя. – Вы смеётесь? – изумленно смотрю на друзей.

Нет, конечно, отрицать трахиопищеводный свищ и сваливать всё на инфекцию куда проще, чем дать ребёнку очередной наркоз, провести ревизию трахеи и пищевода, а после этого готовить к очередной операции. Только вот никакого иного способа подтвердить или опровергнуть догадку у нас нет.

Достаточно сделать бронхоскопию и сразу станет понятно кто прав, а кто ошибался.

И почему-то я просто уверен, что ошибочное мнение у Майорова и Игнатова. Не у меня.

– А я вам говорил, что инфекционистам верить нельзя, – с ехидной ухмылкой заявляет Марк Гнатюк. Он как всегда в своем репертуаре, наш извечный приколист. – Нужно смотреть на клинику, – показывает жестом на историю болезни. – Она у тебя как никогда чёткая. Признаки смотри, а не чужие эпикризы считай!

– Это будет двадцатый наркоз у шестимесячной крохи, – Кир обречённо хватается за голову.

Он не меньше моего знает, чем это чревато. Только вот иного выхода нет.

Без наркоза невозможно провести обследование и выявить реальную причину. Нельзя провести операцию и иссечь свищ.