Должно быть, он понял, что прежние штучки на меня не действуют.
— А помнишь, наше с тобой знакомство тоже состоялось на мероприятии вроде этого.
— Это был юбилей жены губернатора. Успенского.
— Да? Какая у тебя хорошая память.
— Ты даже не представляешь, насколько хорошая. Я ничего не забыла, Макар. И ничего не простила.
— От официантки до покорительницы подиумов… — Он цокнул языком. — Ты прошла большой путь, Кира, но сути это не поменяло. Только передник сменила на костюм стриптизёрши, — показал бокалом на мой вырез.
— Я хоть что-то поменяла, а ты не поменялся вообще. Как был мудаком, так им и остался.
Мы разом замолчали.
Я ненавидела его за каждую свою слезинку, за все бессонные ночи, за холод, не покидающий сердце уже четыре года. И те два, которые прожила с ним, я его тоже ненавидела.
— Я заберу у тебя сына, даже если для этого мне придётся тебя убить, — сказала я очень тихо, глядя ему в глаза. — Если мне придётся взять нож и воткнуть в твоё поганое сердце, я это сделаю, Макар. И рука не дрогнет.
— Ты бы поосторожнее с такими заявлениями. А то мало ли. Как там говорится? Всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде.
Он скривил губы. От него пахло спиртным. Я ненавидела, когда от мужчин пахло алкоголем, это напоминало о прошлом — о нашем с ним прошлом.
Я сжала ножку бокала, боясь, что ещё чуть-чуть — и либо отломлю её, либо выплесну шампанское в наглую рожу этому мерзавцу.
— Пошёл к дьяволу, — прошипела и, развернувшись, бросилась подальше от него.
От гнева меня разрывало, ярость превратила кровь в кипящую лаву. Цокот собственных каблуков прорезался сквозь музыку и гул голосов, отдавался в висках, а воздуха не хватало. Стоило сделать вдох рядом с Макаром, и я отравилась им.
Швырнула бокал с недопитым шампанским на поднос и вышла из зала в холл. Музыка здесь почти не слышалась, людей было меньше, а воздуха больше.
Прошедший мимо официант улыбнулся мне голливудской улыбкой и едва не споткнулся. Поднос накренился, закуски опасно съехали набок.
— Под ноги надо смотреть, — сказала зло, мысленно добавив при этом «а не в вырез моего платья».
Официант стушевался, извинился, и мне стало даже жаль его. Люди вокруг точно не виноваты в моих проблемах.
***
Стоя перед зеркалом в туалете, я внимательно рассматривала своё отражение. Сестра оказалась права: чёрное платье, которое она принесла, сидело выше всяких похвал и не оттягивало на себя внимание. Напротив, подчёркивало моё лицо и, дико откровенное, всё-таки оставляло место для фантазий.
Я вытряхнула из клатча мелочовку и мазнула по губам помадой. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, я, тем не менее, вызвала интерес как минимум двух десятков мужчин от мала до велика, а то и до стара.
— Моделька, говоришь, — прошипела, убрав помаду обратно. — Урод.
Понимала, что он сказал так специально, чтобы посильнее уколоть меня. И ведь получилось у него.
Только я отперла дверь, та ударила меня по пальцам. Секунда, и в уборную ввалился Макар.
— Дай я выйду. — Попробовала оттолкнуть его.
Не смогла, зато он впихнул меня обратно и защёлкнул замок.
— И что это значит?
По его скулам ходили желваки. Взгляд скользнул по моим ногам, по бёдрам. Чувства, давно зарытые и придавленные могильной плитой, внезапно напомнили о себе, стоило перехватить пылающий взгляд Макара.
— Не приближайся, — предупредила я. — Только попробуй до меня дотронуться!
— И что будет? — Он оттеснил меня к стене. — Что? — гадко усмехнулся.
Коснулся бедра. Алкоголем от него несло сильнее, чем в зале, и это было далеко не шампанское — что-то куда крепче. В глазах — презрение и желание.