С выходных мы не разговариваем друг с другом. Я не знаю, как подойти к нему, меня разочаровывает его поведение — и да, ко всему прочему я тоже обижена на него.

Я всегда прислушивалась к Пашкиному мнению, при этом старалась на него не давить. Взамен же получаю «отстань» и хлопанье дверью.

Конечно, я готова пойти на перевод в другую школу, но нужно понимать истинную его причину — это желание получить образование другого уровня или побег?

Пашино видео разлетелось по всему городу, его и в новой школе просто-напросто могут заклевать. Дети жестоки.

С новенькими не церемонятся, а с новеньким, у которого своеобразная репутация, я даже боюсь представить, что будет.

Именно поэтому я считаю, что решение в этой ситуации надо выводить на другой уровень. Нельзя закрывать глаза на происходящее, нельзя бежать. А что потом? Мама, давай переедем в другой город? В другую страну?

Нельзя прятать голову в песок и делать вид, что ничего не происходит. Нельзя. В конце концов, сегодня это мой Пашка, а завтра еще кто-то.

— Как горло? — заглядываю к сыну.

— Нормально, — отворачивается лицом к стене.

Ясно.

— На столе травяной отвар, прополощи обязательно. Он поможет при боле в горле.

Выльет этот отвар в раковину, я более чем уверена.

В ответ скупое «угу».

Закрываю дверь. Не хочет со мной разговаривать — что ж, придется мне со всем разбираться без его присутствия.

Еду в кофейню, навожу порядок в бумагах. Это не горит, но мне нужно чем-то занять руки, чтобы успокоиться.

У Пашки всегда были нормальные отношения с одноклассниками. Он не душа компании, но тем не менее все было отлично. С этими ребятами он учится вместе с семи лет.

После обеда еду в школу.

Да, я договорилась о встрече с классной руководительницей. Мы впервые будем общаться один на один. Обычно все вопросы обсуждались на родительских собраниях.

Паша беспроблемный, неконфликтный, на него никогда не жаловались. Успеваемость по отдельным предметам хромает, но я понимаю, что ребенок не может знать все идеально.

— Алла Михайловна, здравствуйте, — заглядываю в кабинет.

— Да-да, Алена Александровна, добрый день. Проходите.

Учительница восседает за своим столом, я сажусь напротив.

Классной Паши чуть больше сорока, она быстро пробегается по мне взглядом и надевает вежливую улыбку:

— По какому вопросу вы хотели поговорить?

Выдыхаю и пересказываю вкратце ситуацию.

— Вам известно что-то об этом?

Она отводит глаза в сторону немного нервно.

— Нет-нет, впервые об этом слышу. И знаете, я не думаю, что все действительно так и было.

— Считаете, мой сын врет? — хмурюсь.

— Предполагаю, — отвечает туманно.

Втягиваю носом воздух. Ах ты ж сучка!

— Я не понимаю, почему я должна не верить собственному сыну? Его травят в школе, он приходит домой в разорванной одежде, закрывается в себе, а я, по-вашему, должна просто отмахнуться?

— Он мог где-то упасть, вот одежда и порвалась, а плохое настроение, — смеется наигранно, — знаете, может, из-за девочки расстроился. Подростки все-таки.

Я в шоке от подобного ответа. Раньше я не касалась этой стороны жизни школы, но была искренне убеждена, что если есть какой-то конфликт, то школа должна быть заинтересована в том, чтобы побыстрее его решить.

А выходит, они заинтересованы только в том, чтобы замять конфликт, а не уладить его.

— Мой сын никогда не врет, Алла Михайловна, — давлю на нее взглядом.

Учительница выдает улыбку, и мне хочется треснуть ее за эти маски, за то, что пытается сделать из меня дуру.

— Но ведь Павел уже как-то врал. Это не впервые. Так что не вижу ничего странного в том, что он может соврать и во второй раз, рассказав о травле. Я вот ничего такого не слышала.