Рот сразу наполнился слюной, а желудок предательски ноет.

– Ты когда последний раз ела? – спрашивает хмуро Булат.

Я только плечами пожимаю, а сделав глоток кофе, радуюсь, что он сладкий.

Слышу, как потрескивает обивка на руле от того, как сильно Булат её сжимает. Он резко наклоняется между сидениями, а я дёргаюсь.

Это рефлекс, но он не остаётся незамеченным. Булат тихо рычит, достаёт сумку и открывает её. Мне на колени ложатся спортивные штаны, футболка с длинным рукавом и кроссовки.

– С размером мог просчитаться, – говорит он отстранённо. – Но надеюсь, что хотя бы не малы.

– Спасибо, – шепчу я.

Горло сковывает спазмом. Мне хочется выть от боли. Я не понимаю её природу, но всё тело болит так, что меня будто разрывает изнутри.

Пытаюсь себя успокоить, убедить, что всё хорошо, что всё закончилось, но выходит паршиво. Булат заводит машину и отъезжает от заправки метров на сто. Становится на обочине.

– Переоденься, а я подышу, – говорит он холодно.

Киваю ему, спускаю с плеч бретели, и как раз в этот момент в салоне загорается подсветка – Булат дверь открыл со своей стороны.

– Это, блядь, что? – спрашивает он с рыком, дёргаясь ко мне и смотря на тело, где у меня ещё не сошли синяки. – Это что, Оля? – он поднимает на меня взгляд, а в нём столько всего, что не вместить.

– Семейная жизнь, – шепчу я и чувствую, как по щеке скатывается слеза.

– Ну и как? – голос Булата наполняется сталью, да такой, что режет побольнее побоев Ярослава.

– Познавательно, – хмыкаю я и стараюсь быстро натянуть футболку, но рёбра болят ещё, и от резких движений не могу сдержать шипение.

– Я помогу, – говорит Булат, а его руки уже дотрагиваются к моему телу, запуская мурашки. – Не дёргайся сильно, – останавливает мои движения Булат.

От его такого близкого нахождения мне становится не по себе или наоборот. Он слишком действует на меня. Он будто поднимает из глубин моей истлевшей души что-то такое, от чего хочется плакать.

– Дура, какая же ты дура, – его злость такая осязаемая, что мне кажется, будто я могу её потрогать. – Я ведь говорил тебе, просил.

– И что бы ты сделал? – голос севший, но я спрашиваю. – Мне выбора не дали, а тебя вообще бы убрали.

– Что же вы, бабы, всё время пытаетесь решать за нас! – рявкает Булат, а я подскакиваю от громкости его голоса. – Прости, – он замечает моё состояние, а потом опускает сиденье и одним движением сдёргивает платье с ног. – Ноги сюда дай, – приказывает он. – Штаны надену тебе. И носки тоже. Тебе нужно отдохнуть. Ехать нам далеко.

– Они будут искать, – шепчу я.

– Обломятся, – рычит Булат, натягивая мне штаны, а я даже не думаю сопротивляться.

У меня будто выкачали все силы, осталась только оболочка.

– Я была нужна как гарантия брачного контракта, – говорю Булату, понимая, что это может быть важным, но и тут получаю ещё один удар.

– Ты не просто гарантия, Оля. Ты и есть контракт, – говорит он зло. – Ты прямая наследница, ты та, что должна была управлять всем, что принадлежит твоему папаше. Но, судя по всему, он не ожидал, что у него может родиться наследник, и делал всё так, чтобы ни у кого не было лазеек ни убрать тебя, ни сместить.

– Что ты такое говоришь? – не хочу верить Булату.

Какая-то часть меня всё же надеялась до последнего, что они не могли так обойтись со мной. Что отец был заложником Ярослава, а выходит…

– Твой любезный муж, судя по всему, просто попал в лапы твоего отца. А так как кишка у него тонка, он срывался на тебе, – руль трещит под руками Булата.

Он заводит машину, включает свет, я смотрю вперёд, а там, за светом фар – тьма. Такая же, как и у меня внутри. Нет выхода из этого круга.