– Зачем ты здесь? – глухо роняю и не оборачиваюсь.

Нельзя смотреть ему в глаза. Мне никогда не удавалось выдерживать натиск его янтарного взгляда.

Он прокашливается. Как будто собирается с мыслями, а затем выдает очередную отговорку:

– Дизайнер предложил внести изменения в проект.

– Это же какие? – уже более язвительно проговариваю. – Белку посадить в хрустальном дворце с золотыми орехами? Стембольский, – отгораживаюсь официальными нотками в голосе, – к чему такой апофеоз в спальном районе, для обычных людей? Или…

Вдох-выдох.

Набираюсь сил, чтобы максимально жестко отбрить нового дворового мецената.

– Или это очередная предвыборная кампания? В депутаты метишь? Ой, прости, в мэры?

– Рина, что не так? – хладнокровно спрашивает, как будто проводит анкетирование.

А мне хочется развернуться и врезать ему. За его вопрос: «Что не так?»

Все не так, Стембольский. И лучше бы тебе идти в свою красивую богатую жизнь и не мешать простым смертным проживать ту единственную жизнь, что предназначена им судьбой.

– Думаешь, кинул свою дизайнерскую клумбу, как кость собаке, и все рассыпались в признательности?! У Тимофеевны тут был огород. Она ковырялась в своих грядках с утра до вечера. Сеяла. Высаживала рассаду. А что теперь? Ты отнял у человека смысл жизни. Единственный. Помрет еще.

Я довольно откровенно и хлестко выплевываю каждое слово. В надежде его прогнать.

По правде, мне нравится клумба. Даже очень. Уютная красота в убогом старом дворе. Яркий участок иной жизни – без бед и горестей, маленький рай.

– Ты, Стембольский, так и не научился одному! – продолжаю словесно наступать, а спиной чувствую, что он подходит ближе.

Табун мурашек стремительно несется вдоль позвоночника, и хочется уже заорать, насколько это больно – чувствовать его вот так, как в ту ночь, когда у нас случилась первая близость.

– Интересно, чему?

– Согласовывать с другими свои планы!

В панике я пытаюсь отстраниться, и он сразу понимает, что к чему, и успевает меня остановить.

Я продолжаю стоять спиной. Никакого зрительного контакта, иначе это будет полный провал и мое очередное поражение.

– Отпусти, Ян, – мучительно выдыхаю и продолжаю словами бить наотмашь: – Все в прошлом. Я тебя больше не люблю.

Мы стоим на темной улице. У шикарной клумбы. Он нависает надо мной и упирается подбородком в макушку, крепко держа руками мои плечи. Я не смею дернуться и утопаю в этих ощущениях. Он по-прежнему пахнет тем Яном. Древесные нотки его парфюма обжигают похлеще настоящего огня.

Я знаю, о чем он думает сейчас. Это очевидно. Именно тогда. В нашу первую ночь. Я боялась перейти грань и больше себе не принадлежать.

Так и вышло. Яна я не смогла заменить никем. Забыть тем более.

Была единственная жалкая попытка переспать с малознакомым мужчиной, но ничего не вышло. Постыдно сбежав с чужой территории, я решила, что больше никогда, никогда себя не буду заставлять и принуждать. Особенно к близким отношениям с мужчинами.

– Не могу, – выдыхает он, и я слышу, как сбивается его дыхание.

От меня? Обманывает или подыгрывает? Не верю.

Вырываюсь из крепких мужских объятий, перехожу на бег и прячусь в подъезде. Ян совсем чуть-чуть не успевает меня догнать. Слышу глухой стук в подъездную дверь и сползаю на пол. Ян что-то громко говорит. Но я словно оглохла, ничего не могу и не хочу разобрать.

Я запретила себе вспоминать, любить и надеяться. Жизнь Саши стояла на кону, и на тот момент это было важнее. Разве что-то изменилось сейчас? Нет!

Ребенок на первом месте, а личное… Обойдусь без него.

Домой возвращаюсь вся на нервах. Руки трясутся, ноги не слушаются. Сама виновата. Нечего было по ночам шляться. Но кто мог предположить, что Стембольский в такое время сидит в засаде?!