Шокированная услышанным, я распахиваю рот, из которого вылетает лишь глухое аханье.
Все так странно, я даже немного теряюсь. И это не ускользает от внимания Сатаны. По крайней мере, мне кажется, именно поэтому он все еще держит меня в своей горячей хватке, словно желает убедиться, не упаду ли я, когда он отпустит меня.
— Ты поняла меня, Алевтина?
Я уже почти задаю вопрос, как он узнает об этом, но вовремя прикусываю язык. Пошел он к черту! Мудак!
— Если честно… не очень. — Айдаров выгибает бровь. — Какое право ты имеешь говорить, что мне делать, а что нет? Я не твоя собачонка. Во всяком случае, в нерабочее время!
Он хмурится, чуть крепче смыкая пальцы на моей коже, что вынуждает меня слегка вздрогнуть, и только после этого лишает мои предплечья своего колючего тепла. Слишком резко, чтобы я перенесла это безболезненно. Но то, как сжимаются его челюсти, настораживает сильнее. И, не сказав больше ни единого слова, не считая ругательств себе под нос, эта невыносимая особь мужского пола направляется внутрь дома. А я как завороженная или, скорее всего, заторможенная провожаю высокомерную задницу взглядом, ненавидя себя за то, что восхищаюсь каждым его движением. Потому что Айдаров идет по коридору с такой уверенностью, словно хозяин этого дома — он, а я здесь нежеланная гостья.
Немного опешив от его наглости, какое-то время я продолжаю стоять там, где он меня оставил, но в конечном счете следую за ним на кухню, где Айдаров ожидает меня, прислонившись задницей к столешнице гарнитура и скрестив на груди руки с важностью человека, для которого чужая жизнь ничего не стоит. И его темные, пригвождающие меня к полу глаза лишь подтверждают это. Кажется, он показал свою «заботу» только для того, чтобы в очередной раз посмеяться надо мной и причинить мне боль.
— Может быть, ты все-таки поедешь к себе домой? — предлагаю я нервным тоном, учитывая ситуацию, в которой оказалась.
— Может быть, ты все-таки закроешь рот и ляжешь в кровать?
Мое горло сжимается. То, с каким спокойствием он говорит эти слова, заставляет меня отступиться от своей решительности выставить его за дверь, но это не отменяет того, что он действует мне на нервы.
— Пока ты находишься здесь, можешь об этом не мечтать! — «Гребаный мудак», — хочется добавить, и мне требуются все усилия, чтобы не сделать этого.
Сбросив сумку на пол и не удостаивая Айдарова взглядом, я направляюсь к кухонному шкафчику, намереваясь сделать себе чай. Себе одной.
— Не жди, что я буду тебя обслуживать. Если тебе что-то нужно, возьми и сделай себе сам. Ты здесь не гость. И тем более не мой босс.
Черт бы меня побрал! Я назвала его своим боссом. Прекрасно! Даже не хочу оборачиваться, уверена, в его глазах сейчас пляшут черти.
— Выпей обезболивающее и иди в постель, Алевтина, — раздается сбоку от меня повелительным тоном, но я упрямо избегаю встречаться взглядом с источником звука. — Не заставляй меня применять силу, — звучит немного угрожающе, и меня злит тот факт, что от этого мне хочется сжать бедра.
Боже, я проклинаю себя за это, а потом кусаю губу.
— Я не верю в твои добрые помыслы, будь так любезен, избавь меня от этих речей.
Ставлю чайник и, не теряя времени, достаю аптечку в поисках анальгетика. Мне нужно только снять головную боль, и тогда я смогу пережить этот вечер.
— Значит, ко всему, что ты назвала «добрыми помыслами», я добавлю пару отгулов. Используй их для отдыха и сходи к врачу. Потеря сознания не самый хороший знак.
Я готова расхохотаться от абсурдности всей ситуации. У него биполярка? Или, может, у меня? Потому что я отказываю верить, что все происходящее реально. Не после нашей «милой» перепалки в коридоре.