. В апреле 1940 года, пока шло рассмотрение ее запроса, Лилли была арестована полицией Виши по обвинению в том, что она произносила «пораженческие речи относительно Франции», и отправлена в концентрационный лагерь. Несколько недель спустя, 5 июня 1940 года, прибыл новый запрос, который на этот раз был передан через посредника и в котором она ходатайствовала о получении одной из тех виз, «что предоставлялись католикам еврейской расы, проживающим в Лиможе», для въезда в Бразилию. В этом запросе содержатся сведения о театральной труппе, в которой она работала, и о довольно своеобразном образе жизни, который она вела до того, как ее жизнь оказалась под угрозой. У Лилли, которой тогда было сорок лет, был сын. Она жила с одной из своих коллег по сцене, шестидесятивосьмилетней Матильдой Эрманн, с ее дочерью и со своим возлюбленным тридцати четырех лет от роду, по имени Макс Кундерграбер. Все пятеро ходатайствовали о получении визы.

В первом запросе не говорилось, что их было пятеро. Впрочем, просители часто опускали детали. Но в отсутствие полной и честной картины выдача виз могла застопориться и поставить под удар репутацию Святого Престола. Именно поэтому нунциям часто поручалось оценить досье. К сожалению, их изучение часто требовало много времени, а как раз его у беженцев было крайне мало.

Последнюю запись в досье Лилли сделал монсеньор Делл’Аква: «Стоит принять к сведению, что́ нунций во Франции написал об этих людях». Тем самым он давал понять, что гражданское состояние Лилли – в те времена оно считалось спорным с точки зрения нравственности – могло повредить окружающим ее людям^>22. На этом архивное досье Лилли закрывается.

Запросы поступали даже из самого Рима, особенно ближе к концу войны. Мы обнаруживаем письмо, написанное итальянкой по имени Инес Стаме в ноябре 1943 года, через месяц после облавы в римском гетто, в ходе которой гестапо схватило 1259 евреев – 1023 из них были немедленно депортированы в Освенцим, и лишь 16 из этих несчастных выжили.

Когда Инес обратилась к Пию XII, ее, наверное, мучила мысль о том, что скоро придут и за ее семьей. Письмо как будто написано второпях, в исступлении, как если бы она переживала сильное потрясение. Чувства вполне понятные, ведь ее спокойная и, по-видимому, безопасная жизнь вдруг оказалась разрушена. Инес объясняла, что она замужем за арийцем, а ее семья и сама она исповедовали католицизм. Но мать, уже полвека как в могиле, была еврейкой – именно поэтому ее тоже зарегистрировали как еврейку^>23. Вот ее письмо:

«Нашему горячо любимому Святому отцу, нашему верховному понтифику.

В самое отчаянное, самое страшное мгновение, когда самый дикий и бесчеловечный ужас терзает мой дух, меня, перепуганную мать, настигает худшее из несчастий. Я совершенно теряю голову от страха перед грядущей несправедливостью, ведь скоро меня ждет депортация!

Быть депортированной в шестьдесят четыре года, оказаться невинной жертвой, мне, католичке от рождения, с 1907 года в христианском браке с арийцем из очень набожной католической семьи, матери двух замечательных детей, Габриэллы и Раффаэлло, – я дала им имена двух божьих архангелов, которые защищают и ведут их по жизни!

Габриэлле 36 лет, она чудесная мать, мы воспитали ее в духовной чистоте и в соответствии с христианскими принципами. Как и моего Раффаэлло, который еще малышом пошел в начальный класс школы Святого Иосифа на площади Испании и проучился там все семь лет, а потом окончил Институт де Мероде.

Вся моя семья католическая и очень набожная. Я много лет состояла в конгрегации Сан-Винченцо