Инга шла по крыше, предвкушая момент встречи. Он еще ни разу не видела обитательницу гнезда – только яйца, лежащие на дне, словно жемчужины в раковине. Пару раз девушке почти удавалась застать птицу на месте. Она слышала хлопанье крыльев, видела пух, опавший с перьев, но всегда опаздывала буквально на несколько секунд. Перо еще не успевало коснуться земли, а гнездо уже пустело. «Когда же она умудряется высиживать яйца, если все время проводит вне дома?» – удивлялась Инга, глядя на птичье жилище.

Она тихонько, на цыпочках преодолела последние метры вдоль труб и аккуратно выглянула из-за угла. Гнездо исчезло. Кусок примерно в пять квадратных метров ярко выделялся на фоне остальной крыши блистающей чистотой. Он был тщательно вымыт. Черный композит кровли блестел в лучах заходящего солнца. Инга выскочила из своего укрытия и растерянно заметалась по крыше. Видимо, санитарные дроны обнаружили птицу и переместили вместе с птенцами за пределы агломерации. Внутри города любые животные были запрещены в целях санитарной безопасности. Хочешь питомца – добро пожаловать в Глоб. Там держи хоть крокодила. В реальности – нельзя!

Инга села на корточки и провела ладонью по тому месту, где еще вчера ее ждало гнездо. Гладкий холодный композит не имел ничего общего с теплом жизни, которое она ощущала, прикасаясь кончиками пальцев к травинкам и веточкам птичьего жилища. Он был настоящим, но безжизненным. Выхолощенным. Лишенным чего-то важного, ради чего она нарушала правила и лезла сюда. Чего-то очень необходимого человеку и так редко встречающегося в современном мире. Слезы сами собой полились из глаз. Инга опустилась на крышу и горько зарыдала в голос. Картина мира вокруг потеряла резкость, слезы застилали глаза. Все вокруг словно накрыла черная пелена.

Внезапно ее отвлекла маленькая зеленая точка, выбивавшаяся из монохромной картинки. Если бы она смотрела на монитор, то решила бы, что видит битый пиксель. На антрацитово-черной свежевымытой крыше что-то зеленело. Это было невозможно, противоестественно. Таких цветов не могло быть в «Трехгорке», в агломерации, вообще в реальности. Зеленый есть только в Глобе. Реальный мир – черно-белый.

Инга вытерла слезы рукавом комбинезона и, не вставая с корточек сделала несколько неуклюжих шагов вперед. На крыше лежала крошечная коричневая капсула, надломленная с одного конца. Из микроскопической щели наружу высовывался маленький зеленый отросток. Инга никогда не видела подобного вживую, но догадалась, что перед ней – начавшее прорастать семя. Скорее всего, оно попало сюда вместе с гнездом и теперь, упущенное службами санитарного контроля, лежит здесь, на бесплодной крыше, и умирает. Девушка совершенно не знала, что нужно делать в такой ситуации, но твердо понимала одно: нельзя дать пропасть новой, только что явившейся миру жизни. Она оторвала краешек комбинезона, смочила его слюной, чтобы у растения была хоть какая-то влага, и аккуратно обернула семечко тканью. Зажав драгоценную ношу в руке, она решила, что не станет сегодня гулять по крыше и наслаждаться свободой. У нее появилось нечто, за что она внезапно почувствовала ответственность. Нужно вернуться домой и решить, что делать дальше.

—Ты совершаешь федеральное преступление! – произнес Нортон, глядя на Ингу. Сегодня на нем был белый лабораторный халат. Круглые очки в тонкой проволочной оправе, похоже, должны были подчеркнуть его образованность. Девушка и ее виртуальный помощник стояли посреди забитой научным оборудованием лаборатории. Не то, чтобы оно было необходимо Нортону, но Инга в свое время сама приложила руку к тому, чтобы нейросеть искала себя, и теперь тихонько забавлялась над её попытками найти свой образ.