Наутро я проснулся без четверти одиннадцать. Ни Патрика, ни его плаща на вешалке не оказалось. Через десять минут я спустился в столовую и обнаружил еду, оставленную на моём месте за столом.

– Это для вас, – улыбнулась знакомая монахиня.

– Спасибо, это так любезно! Извините, проспал. А где господин де Лобье?

– Не знаю. Он позавтракал полтора часа назад. Где-то в монастыре. Принести вам кофе или какао?

Я стремительно проглотил завтрак, вернулся в номер за теплой курткой, вышел на улицу и побрёл к храму. Почти тотчас меня окликнул Патрик.

– Валери, добрый день! Надеюсь, вы отдохнули, – на лице не было ни тени недовольства, глаза улыбались.

– Добрый день. Удивляюсь, когда вы успели выспаться?

Извиняться за отказ от причастия я не стал, да Патрик этого и не ждал.

– Привычка, – он чуть помолчал. – В полдень мы должны освободить номер. Мои вещи уже в машине

– Понял, мне совсем недолго собраться.

К моему удивлению, Патрик направился не в Женеву, а предложил совершить небольшое путешествие и заехать в аббатство Тамье.

– Это чудесное место. Вы не пожалеете, – в голосе не чувствовалось никакого недовольства, он умел скрывать свои чувства.

Дорога дугой рассекала заснеженный лес и тянулась вверх, затем машина лихо покатила вниз, выехала на южные склоны. Пахнуло весной. На полянах вспыхивали под солнцем клочья снега, коровы и овцы щипали молодую траву. Мелькали, фермы, забитые грузовиками и тракторами, сады и старые, обожжённые солнцем чёрно-серые шале. Под крышей одного из них мелькнул резной шестилучевой «громовик», и я всплеснул руками:

– Патрик! Вы заметили этот знак? Только что, на этом доме? Эх, проехали…

Он поднял брови:

– Какой знак?

С минуту я объяснял на пальцах, о чём речь. Наконец, Патрик недоверчиво глянул и прибавил скорость:

– Почему вы считаете, что это знаки «небесного света»? Да, они часто украшают крестьянские дома в Швейцарии, Франции, на севере Италии.

Мои слова о религиозной общности дохристианской Европы, о сходстве старинных народных орнаментов и церковных обычаев, о единой «пламенеющей символике» в украшениях католических и русских храмов Патрика не убедили. Он пожал плечами:

– О солнечной религии много написано. Вашу гипотезу будет трудно доказать.

– Сходство символики западного и восточного христианства невозможно отрицать, древнее обрядовое единство тоже. Например, на Западе в романских храмах сохранились каменные престолы, в них замуровывали мощи святых. На Руси престолы создавали из дерева, мощи зашивали в угол антиминса. Но вы заметили, что на «Троице» Рублёва изображён каменный престол, как в средневековой Европе. Потом у нас эта традиция была забыта.

– Интересно… – Патрик кивнул, не отрывая глаз от дороги. – Вы говорите о единстве Европы в далёком прошлом. Допустим. Важнее другое: может ли такое единство возникнуть в будущем?

К чему он клонит, было понятно. Я осторожно произнёс:

– Владимир Соловьёв верил в объединение христианских церквей «в конце времён». Мне кажется, сначала должно возникнуть единство европейских культур, как было до большевистской революции, начаться сближение демократических обществ. Не знаю… Кстати, очень важен вопрос о психологии веры. Давно хотел спросить, почему католики обращаются к Богу на «ты» в молитве «Отче наш», а к Богоматери на «вы». Например, когда читают «Розарий»?

Патрик усмехнулся:

– В самом деле… – он задумался. – Знаете, логика веры не такая, как логика разума. Это французский средневековый обычай, отчасти куртуазный, я полагаю. На латинском языке нет обращения к Богоматери на «вы».

– Подождите, а молитва «Salve, Regina»? Я слышал её в бенедиктинском монастыре.