Раек используется антрепренерами площадных театров для рекламы постановок. В 1897 году, когда в балагане Абрама Лейферта шло представление «Семь Симеонов»441, содержателем этого театра была выпущена и сама пьеса, переложенная на раешный стих: «Рассказ раешника о представлении в театре Лейферта под названием „Развлечение и Польза“ на Царицыном лугу во время сырной недели 1897 года» (СПб., 1897). Издание открывается зазывом панорамщика:
Показывая и комментируя картинки, раешник излагает содержание «Семи Симеонов», а в заключение провозглашает:
Раек появляется и на сцене балагана, где его владелец выступает как персонаж представления. Сохранился сценарий феерии-арлекинады «Волшебные блины, или Проказы Арлекина на масленице», поставленной А. Я. Алексеевым у Лейферта в 1893 году442. В пятой картине арлекинады сцена являет собой праздничную площадь со всем комплексом увеселительных построек. «Слышна в разных местах музыка, раздаются крики торговцев, шутки карусельного деда, прибаутки раешника. Картина весьма оживленная. <…> Раешник (у панорамы): „А вот, извольте посмотреть: купецкая гостина, не то новомодна, не то старинна; разные висят по стенам картины443, начинается с середины: посредине висит муж – сед и именит – хозяин добродетель чтит, а по сторонам его двое – наши знаменитые герои: один – батюшка Кутузов, что отморозил пятки у французов, другой – герой Кульнев444, которому во славу и честь, даже у немцев крест железный есть; а вот, извольте смотреть, и хозяйский портрет в золотую раму вдет, хоть рожа и не схожа, да книжка похожа – значит, грамотный!“»445
Владельца райка на Марсовом поле вспоминают Александр Бенуа и Л. Иванов.
Раешник был таким же непременным и популярным элементом балаганного гулянья, как и дед, но его приемы были более деликатные, вкрадчивые. Всегда, кроме двух клиентов, которые приклеивались глазами к большим оконцам его пестро размалеванной коробки, вокруг толпились, ожидая очереди, с полдюжины ребят и взрослых. Картинки внутри райка «были самые незатейливые, кое-как раскрашенные, а то это были просто иллюстрации, вырезанные из журналов и наклеенные на картон. Зато чего только не «врал» раешник! Запомнились особенно классические пассажи: «Вот город Амстердам, в нем гуляет много дам». – «А вот город Париж, приедешь и угоришь, французы гуляют, в носу ковыряют». Про королеву Викторию гласило так: «А вот город Лондон, королева Виктория едет, да за угол завернула, не видать стало». Хороший раешник знал десятки всяких прибауток, причем он их варьировал, стараясь потрафить вкусу данного сборища публики или даже высказаться на злободневные темы446.
Рядом примостился раешник. – «А вот извольте посмотреть, – вопит он, – город Париж, туда приедешь – угоришь!» Прильнув к запотевшему стеклышку, вы видите какую-то лубочную картинку, на которой ничего нельзя разобрать, а раешник продолжает: «А вот Папа Римский, что не пьет водки „Крымской“, а все очищенную!» – «Молодчина!» – искренно восхищается кто-то. Ведь тут все принимается за чистую монету. Меняя картинки, раешник неизменно почему-то прибавляет, но уже совершенно другим тоном: «Идут и едут!» Кто идет, кто едет и куда – покрыто мраком неизвестности. Показав несколько совершенно бессмысленных картинок, он восклицает: «А вот извольте посмотреть, два дурака дерутся, а третий смотрит!» Однако на картинке видны только двое. – «Дяденька, – любопытствует зритель, – а где же третий?» – «А ты-то! – хладнокровно отвечает раешник и заканчивает: Хороша, да последняя!» Сеанс окончен. Платим пятачок и двигаемся дальше