Школу, соответственно решаем прогулять.

Утром делаю вид, что иду в школу, выхожу из дома и направляюсь к другу.

Штаны и куртку принес ещё вчера.

Димка открывает дверь и жестом приглашает идти за ним на кухню.

На плите огромная кастрюля, в такой мой дедушка варит кашу поросятам.

Вода в кастрюле бурлит сотней водоворотов. Душно.

– Надо робу подготовить! – поучает Димка.

Вяжем узлами рукава и штанины. Там, где не получается завязать узел, скручиваем материю и перевязываем толстыми нитками. Дедушка такими прошивает обувь.

Высыпаем в кастрюлю три пакета хлорки, от испарений становится трудно дышать.

– Мало, наверно, – Димка чешет затылок и морщит нос. Идёт в ванную и приносит какой-то флакон.

– Это «Белизна» – жидкая хлорка, – поясняет он и выливает весь флакон в кастрюлю, – Валёк сказал, что хлорки жалеть не надо.

Меня терзают смутные сомнения в правильности наших действий, и я очень рад, что в эксперименте не участвуют мои джинсы.

Димка продолжает колдовать над кастрюлей: льет туда уксус из бутылки, потом сыплет соль.

– Зачем соль? – спрашиваю я и, высунув голову в форточку делаю несколько глотков свежего туманного воздуха.

– Точно не знаю, – отвечает мой друг, перемешивая воду в кастрюле большими деревянными щипцами, – Думаю, что не помешает.

Мы опускаем одежду в кипящую воду, умудряемся при этом ошпарить себе руки. Ругаемся по-взрослому – матом. Выходим на балкон – отдышаться. Снова идёт мелкий противный дождь.

– Надо всё время перемешивать, – Димка ныряет в хлористый туман, полностью заполнивший кухню.

Делаю последний большой глоток воздуха, закрываю глаза и отчаянно следую за другом.

Врезаюсь ему в спину, он в это время ковыряется щипцами в кастрюле.

Нецензурная брань даёт понять, что он снова ошпарился.

– Извини, – говорю я, и тут же меня начинает душить жуткий кашель. Мне кажется, что мои лёгкие выворачивает наизнанку.

Димка кроет меня матом и почему-то не кашляет.

Оба выбегаем на балкон.

– А сколько ещё варить? – спрашиваю моего всезнающего друга, перестав кашляет.

– Валёк говорил не меньше четырех часов, – Димка дует на покрасневшие пальцы правой руки.

Я смотрю на часы, мы варим от силы минут двадцать. Блин! В таком темпе через пару часов мы станем полными инвалидами.

– Давай не будем так часто перемешивать? – прошу я своего технического руководителя.

– Давай! – с азартом соглашается он и снова дует на пальцы.

Мы плотно закрываем дверь в кухню, идем в Димкину комнату. Валяемся на диване и слушаем музыку.

Через час наше терпение заканчивается.

– Может хватит? – робко спрашиваю я великого изготовителя варенок.

– Наверно, хватит, – соглашается мой друг, – Запарился ждать уже, пойдем посмотрим.

Из-под кухонной двери ползут струйки пара и запах, от которого сразу хочется выпрыгнуть в окно.

Набираем полные легкие воздуха и, ворвавшись в кухню быстро снимаем кастрюлю с плиты. Тащим ее в ванную. Снова обжигаем пальцы о горячие ручки. Хотя вскоре замечаю, что обжигаю пальцы только я. Хитрый Димка обмотал ручку вафельным полотенцем.

Переворачиваем кастрюлю и выливаем воду в ванну, следом шлепается варенка, обдав нас фонтаном горячих брызг.

Снова кашляю от запаха хлорки, Димка не кашляет, только ругается. И опять нецензурно.

Открываем холодную воду, чтобы быстрей остудить продукт нашего эксперимента. Но ткань остывает очень долго. Снова, обжигая пальцы развязываем узлы и рассматриваем, что же у нас вышло.

– Очень симпатично! – смеется Димка, – Будет твой отец на шахте самый модный!

Я радуюсь, что не позволил сварить свои джинсы.

Штаны стали серо-буро-покарябанного цвета, с грязными белыми разводами на коленях и на поясе. Куртка приобрела такую же неповторимую окраску. На всю спину растеклось большое пятно, своими очертаниями напоминающее Советский Союз, как его изображают на контурных картах мира. Рукава выглядят так, словно по ним водили белильной щеткой, измазанной в побелке.