Для этого сначала, в пять часов утра, мы пришли на берег реки Вятки, на которой тогда начался ледоход, после чего поднялись по сонным улицам к Театральной площади и только тогда возложили цветы. Под Первый фортепианный концерт Чайковского, который накануне я специально записал на кассетный магнитофон.

Спустя час или два, на пути в институт, мне снова довелось проходить мимо этого памятника. Вдруг вижу, как рабочие сгребают наши цветы и бросают в мусорный бак, хотя они еще не успели завять. Зачем?

Это стало понятно вечером, когда по телевидению был показан репортаж с торжественной церемонии возложения цветов, и диктор чеканным голосом сообщил: «Сегодня, в десять часов утра, руководители области и города первыми возложили цветы к памятнику вождю мирового пролетариата». Первыми? Но это же неправда! Первыми были мы, и не в десять, а в шесть часов утра! Верно, так и было! Однако чиновники не могут прийти к памятнику вторыми. Таков протокол! А раз так, то в этот момент постамент должен быть девственно чист! Вот рабочие и выбросили наши цветы в помойку.

Конечно, ни сам Ленин, ни коммунизм в этом не были виноваты, и все же в тот день они для меня умерли, и место в моей душе освободилось. Спустя примерно полтора года я принял крещение, и пришел в Церковь, в которой, конечно, тоже есть свой протокол, и все же любовь важнее.

Говоря, как много зависит от человека, я понимаю, что с этим согласятся не все. И это не удивительно. Ведь нас со школьной скамьи учили другому – главное, чтобы в стране было больше фабрик и заводов, школ и музеев, больниц и домов культуры, а какие люди в них работают – это не так важно.

Таково было материалистическое понимание жизни, на верность которому в советские годы должны были присягать все образованные люди. Без чего невозможно было поступить в институт, издать книгу, стать учителем или врачом, инженером или офицером.

Сегодня об этом забыли, а тогда ни один студент не мог избежать лекций по марксизму-ленинизму. Который, конечно, все учили по-разному, но на экзамене должны были отвечать одинаково: «1. Бога нет. 2. Кругом враги. 3. Мы лучше всех». О чем пропаганда твердила десятилетиями. Что же касается покаяния, смирения, милосердия и сострадания, то эти «поповские» слова знать которые было не обязательно и даже вредно. Поэтому не удивительно, что ВУЗы стали кузницей не только кадров, но также книжников и фарисеев. Хотя абсолютное большинство выпускников вряд ли знали, кто это такие.

И я был таким же. Но, к счастью, грянула перестройка. Да, именно к счастью. Когда советским людям, впервые за многие годы, разрешили не «жить строем» – не ходить на обязательные демонстрации, не думать как все, иметь личное мнение и даже его высказывать. Именно тогда в нашу жизнь пришли Булгаков и Замятин, Пастернак и Тарковский, Оруэлл и Хаксли, митрополит Антоний Сурожский, протоиереи Иоанн Мейендорф, Николай Афанасьев, Александра Шмеман, книги русских богословов и религиозных философов. И, главное, в нашу жизнь вошло Евангелие.

Помню, как, впервые взяв в руки небольшую, изданную за рубежом книгу, я с ней уже не расставался и везде носил с собой, в студенческой сумке вместе с конспектами и учебниками. Тогда газета нашего пединститута решила опубликовать несколько моих стихотворений, и меня попросили зайти к фотографу. Тот усадил меня на стул, покрутил, повертел и для большей выразительности предложил взять в руки какую-нибудь книгу. Я достал из сумки то самое Евангелие, раскрыл и спросил: «Пойдет?». Фотограф улыбнулся и щелкнул затвором.