– Ну, он-то – ладно, приезжий, – выговаривала она ей, показывая на меня пальцем, будто это я – немец, – А ты-то, ты! Ты ж наша, местная! Чего удумали…

После университета Сашка, как, наверное, любой русский, оказавшийся в Германии, начал заниматься бизнесом. А уже через несколько лет упала стена, и всякие специфические и сложные машины, которыми он сначала торговал, а потом и производил в Германии, можно было везти в Россию. А она всегда изучала Россию. Вот как интересно: он – русский, но его профессиональный интерес оказался в Германии. А ее профессиональный интерес – в России. Что-то мне кажется, что именно она была инициатором всегдашней традиции проводить лето с детьми на Севере, у Сашкиных родителей. Она стремилась привить своим детям интерес к этим местам, культурологический, искусствоведческий. А он просто любил их, и все. Юлька, кстати, потом тоже стала культурологом. Но только другим – сердце ее покорил Древний Египет.

***

Весной 2004-го в области, которой принадлежал закрытый северный военный городок, случились губернаторские выборы, и победивший на них не очень известный политик стал формировать молодую амбициозную команду. Сашка стал советником по внешним связям. А в июне получил предложение стать замом по экономике. Тогда я и встретил ее в предыдущий (Второй? Третий?) раз. Мы приехали в отпуск, поездить по Северу, а Густи приехала к принимающему решение идти или нет на госслужбу мужу. Собственно, он-то решение принял. А она методично, скрупулезно, по-немецки педантично… обходила школы.

Белым летним вечером мы сидели в кафешке. Мы с женой и Густи. Сашка уже погрузился с головой в работу и здорово опаздывал.

– Я не знаю… – сказала тогда Густи. Я обошла все школы, и в городке, и в областном центре. – Если Саша (она никогда не называла его иначе, не Сашка, не Александр – только Саша) будет здесь четыре года, мы же тоже должны быть здесь? Я хочу понять, в какую школу можно отдать детей… Но я все уже обошла.

Кроме Юльки, которая уже заканчивала школу и сама пыталась определять свою судьбу, была еще средняя Александра – «Сашенька» (в отличие от «Саши»), которой с трудом давались школьные предметы, и девятилетний Андрей, очаровательный, огненно-рыжий, стремительно подрастающий парень. Вошедший в кафешку Сашка сразу переключил внимание на себя, стал что-то рассказывать, посетовал на то, что на Соловки даже через архангельских друзей не попасть – все места в самолетах проданы… Густи расстроилась.

– Ну ты же в администрации. Организуй как-нибудь?

– Густи, ну как ты себе это представляешь? Я позвоню в авиаотряд и скажу, чтоб пол-самолета освободили? Ну, ладно бы, одно место найти…

– Конечно, одно – сказали мы, переглянувшись, с женой. – Мы же там были, – И Густи расцвела. Она там тоже была, и не раз, но… Это потом мне стало понятно. Сашка принимал решения быстро, молниеносно. А она, если не знала – откладывала. Не говорила ни да, ни нет и переключалась на что-то другое. Пока решение само не приходило.

Через пару дней после её возвращения с Соловков Сашка нам сказал, что Густи не переедет из Берлина, поскольку среди тех всех школ области, что она обошла, нет ни одной, в которой она могла бы разрешить своим детям учиться.

***

Эти две самые близкие Сашке женщины – мама и жена – невероятно похожи. Несмотря на то, что одна – северянка из крестьянской семьи, а другая – немка из семьи на всю Германию известного человека. Впрочем, может просто похожи тем, что именно они настоящие женщины. Настоящий сильный пол. Нет, конечно, настоящая женщина может и поплакать, и сковородкой запустить, и накричать, и надуться. Но это так, в обычной жизни, в которой мужчины считают сильным полом себя. А вот когда наступает реальная беда, когда надо собрать волю в кулак, когда надо сражаться за само существование, даже не свое, а своих самых близких, когда вдруг исчезает любимый человек – вот тогда сильным полом становятся настоящие женщины. Это я вам как мужчина говорю. Мужик может дать себе поблажку. В лес уйти. Телефон отключить. Напиться, наконец.