***

Я допивал еще свой кофе в берлинском Тегеле, куда приехал сильно заранее своего рейса, чтобы встретиться со старинным приятелем, когда раздался звонок.

– Ты где? – услышал я недоуменный, но совершенно узнаваемый по только ей присущему акценту, голос в трубке, – Я тут смотрела на табло. Ты же из Кёльна? Самолет уже час, как сел, я тебе звоню, а ты трубку не берешь… Я посмотрел на экран телефона. В самом деле, пара пропущенных. Эх, Густи…

Эта женщина всегда выделялась среди всех. Среди говорящих по-русски немцев – необыкновенно правильным и очень богатым русским языком, правильным по книжности составления длинных и оборотистых предложений, по огромному, большинству соотечественников неподвластному, запасу русских слов. Среди русских – по невероятному, неисправимому, несмотря на русское МГУ-шное искусствоведческое образование, русского мужа и троих детей, свободно и без акцента говорящих на обоих языках, акценту. Потому я и не спутал бы ее голос ни с чьим другим. Честно говоря, расставаясь с ней четыре дня назад, я не придал никакого значения ее фразе, что она непременно найдет способ передать мне рождественский подарок, хотя и встречались-то мы с ней эти четыре дня назад на бегу и то только потому лишь, что она не была уверена, сможет ли повстречаться со мной сегодня. «Так, безделушка, – сказала она тогда, – но тебе и детям понравится».

– Какой самолет, Густи, из какого Кёльна? Я же на машине, мы же ее с тобой вместе брали тут, в прокате, четыре дня назад.

– Я забыла…

«Я забыла». Когда-то, уже больше трех лет назад, практически с этого слова начал я первый рассказик11 о небольшом селе, в котором доживает свой век Сашкина мама, Людмила Сергеевна. И теперь, когда я хочу рассказать о Густи, я почему-то снова начинаю с этого слова.

***

То, что Густи – это ее настоящее, «паспортное» имя, я узнал гораздо позже нашего знакомства, да что там – позже Сашиной смерти. При жизни Саши все ее называли Августа, все, за исключением самого Сашки, который упорно звал свою жену «Густи», и не я один считал, что это – ласковое от «Августы». И только потом, когда для каких-то дурацких формальностей мне потребовался ее паспорт, в нем я и прочел, что она именно Густи. Как и ее девичья фамилия была мне неизвестна, иначе я бы точно уж нашел с Сашкой тему для еще одного из многочисленных наших разговоров – фамилия известного в свое время спортсмена из ГДР. Но она для всех, в том числе и в Германии, – Августа Южанинова, давным-давно. Черт, правда, очень давно. В наступающем будет уж 10 лет, как Сашки-то нет…

Я и подумать не мог, что короткая встреча, задуманная, как «на бегу», четыре дня назад, станет такой эмоциональной, что продлится она больше четырех часов, и что потом, сидя за рулем авто, я буду ехать один по хваленым немецким автобанам нарочито медленно. Совсем не так, как 10 лет назад, с Сашкой вдвоем. Поскольку в голове уже будет крутиться этот рассказ.

***

В тот зимний февральский день 2005-го в Германии было солнечно и сухо, и ничто не предвещало резкой перемены погоды. Мы ехали ранним утром по чистому асфальту пустого скоростного автобана из Берлина в Ганновер на Сашкином новеньком «Мерсе». По каким-то причинам Густи не смогла тогда поехать с нами на машине, и мы должны были подхватить ее в Ганновере на вокзале.

Я не знаю, за рулем ли, за кофейной ли стойкой Тегеля или глядя на Густи в такси в сегодняшнем 14-м, я пытался сосчитать, а сколько же раз я вообще встречался с ней при Сашкиной жизни? То, что не 10 – это точно. Скорее пять. Та, Ганноверская, было тогда третьей или четвертой.