Ему налили ещё раз, а ОН вдруг образно поду- мал:,Вот работает в буфете, – большая и дородная. Спиной своей и статью {в метр восемьдесят высо- той} напоминает молодую мать слониху и сколько ОН знает её, то улыбающейся никогда не видел.

Движения размеренны, слов лишних нет и вооб- ще ничего нет личного. Заказали. Она выполнит. Цифру здесь же назовёт. И на этом всё! Весь разго- вор закончен. Хотя с другой стороны, зачем ей эти разговоры!? Человек, наверное, устал уже давно, от всей этой местной тусующейся публики. Здоровье кому-то поправь, в долг другому дай, дерущихся разними, с пережравшим понянчийся… и каждый день одно и тоже. А ей это надо!? Уже, наверное, нет. Лучше маску надела попроще и пусть подходит любой».

Будто рассмотренная вблизи и «ставшая под лупой» ещё больше, женщина молча поставила ста- кан на прилавок. Налила ему, чтоб ОН видел из чего наливают, и чуть отодвинув от себя, опять назвала цифру. Всё, как всегда: берите, платите и пейте.

И ОН спросил уже ради любопытства. Даже улыбнулся ей:

Как настроение?

Женщина посмотрела: кто это её спросил? И ничего не говорящая взглядом, она также, много не говоря, пожала плечами:

Ничего. Нормально.

По-ня-тно, – в унисон ответил ОН и, взяв стаканчик с водкой, вернулся к своему столу: ши- рокому, столовому и доползшему сюда ещё из тех времён, сейчас серьезно названных застоем.

Тихо сел, избавил от целлофана бутерброд с яичницей и снова залпом выпил:,Завтра на работу не идти. Суббота. Да и какая к чёрту это работа: грузчиком гнуться под мешками и таскать их куда скажут. Это не работа и не мечта об ней, которая когда-то у него была. Это всего лишь возможность не торчать дома и хоть что-то иметь в кармане».

И уже поймавший это душевное нагнете- ние, ОН вцепился в бутерброд зубами. Вцепился с жёсткостью и нелюбовью: к себе, к миру так

устроенному и к этой дешёвой во всём обстановке, всех зазывающей своей доступностью. И, лишь два прикуса ему хватило, чтоб ОН расправился с этой вокзальной стряпнёй.

,Чего вот в жизни не хватало!? Ведь сначала у них было всё хорошо. Восьмидесятые годы. В кармане диплом института. Направление в другой незнакомый город, как молодого специалиста, и, что самое главное, с ним вместе уезжала увозимая

им девчонка. Ни девчонка даже, а эйфория какая-то, как будто крылья дающая силам неразвёрнутым. Но теперь почему-то ставшая самой большою злобой дня. И этот факт, к финалу жизни, ему уже не изме- нить. Никак не изменить, потому что не дано чело- веку ещё раз себя испробовать. Даже дня никому не вернуть, чтоб было всё иначе,

И ОН одуревал. С каждым годом и днём от безысходности гнобил себя, но выхода нигде не ви- дел. Жизнь, считай, прошла. В пятьдесят её уже не начинают, а от того молодого специалиста остался только прах, слоняющийся где придется.

В буфете становилось тесно и душно. Давили стены, мысли застряли и подсознательно хотелось движений. ОН, конечно, выпьет ещё, но не здесь. Здесь ОН никогда не напивался. ОН лучше зайдёт в магазин, возьмёт заветные 0,5 и тихо сам с собой, где-нибудь посидит-побродит. Тихим был вечер, сгустившимся и сиреневым. Когда ОН заходил в буфет, этот вечер только начи- нался, а сейчас он приближался к ночи и стал её маленьким порогом. Одного только ей не хватало, чтоб всё подмять под себя: город ещё дышал своим бытом. Таксисты, облепившие вокзал, автобусы, маршрутки, магазины, ждущие последних покупа- телей, – всё это ещё жило и двигалось. И перед всем этим отшельница ночь, пока была бессильна. Её время ещё не пришло.

Купивший заветную бутылку водки и опять же, что подешевле, ОН сразу же засунул её в рукав сво- ей лёгкой весенней куртки. Будто нет у него ничего, и ОН не алкаш какой-то.