– Не тебе рассказывать, что важна любая мелочь. Поднимайся домой, попробуй что-нибудь вспомнить в спокойной обстановке.
– Поднимайся?..
– Мы в твоем подъезде, – внимательно глядя на него и проверяя реакцию, сообщил Хайруллин. – Все убитые, судя по всему, твои соседи по дому.
Андрей как-то вяло, расторможенно удивился и ничего не сказал. Остальные посторонились, и он, как сомнамбула, вышел из кухни. Кто-то долго пытался объяснить ему, что нужно воспользоваться лестницей, а не лифтом. Наверное, в кабине снимали отпечатки… Андрей, плохо понимая, как переставлять ноги, поднялся на свой этаж. Соседка тут же выскочила из-за двери: о происшествии, видимо, уже было известно всему дому. Андрей, не слыша ее вопросов и бормоча благодарности за кота, протиснулся в свою квартиру и захлопнул дверь.
Некоторое время он осматривал с порога свою берлогу, ища признаки чего-то неправильного. Непорядок, конечно, был, но привычный, оставленный им самим. На незаправленной кровати – небрежно брошенная домашняя одежда. Комки шерсти, взлетевшие из углов от поднятого сквозняка. Какие-то буклеты из почтового ящика.
В зеркале Андрей увидел лицо мертвеца. Он, оказывается, дышал ртом, и в полутьме открытая пасть была могильным провалом. Впалые щеки напоминали осевшую под дождем землю. Высокий лоб выглядел бледным надгробием; его, как мхом, покрывала тяжелая шевелюра. Перекошенная на костяных плечах ветровка. Только глаза принадлежали этому свету: как у наркомана, живущего жадно, но ради гибели.
По полу простучала металлическая лапа, и кот Пуф высунулся из-за угла, как бы вопрошая: почему меня кормила вместо тебя эта пахнущая гречкой и старым халатом женщина?
– А… дела, брат. – Отмерев, Андрей начал раздеваться. – У нас там внизу куча трупов… и я на вершине этой горы сижу испуганный. А старушку, которая тебя кормила, пощадили. Вот и подумай – это означает что-то?
Пройдя в комнату, Андрей упал на кровать и долго лежал, переводя дыхание, осторожно, словно каждый вдох был хрупким и невосполнимым. Матрас рядом продавило кошачьим весом. Пуф покрутился, устроился под боком и стал наводить на себя лоск. Звук слегка менялся, когда кошачий язык задевал протез. Череп задребезжал от этого шуршания, как рушащееся здание. Андрей, мучительно застонав, отвернулся.
Его взгляд упал на странное затемнение на обоях. Андрей поднялся с кровати, подошел к стене, провел над тенью рукой, но та не изменила очертаний. Ничто не отбрасывало ее. Это было пятно на стене, похожее на плесень. Андрей бросился в ванную, набрал ведро воды и, примчавшись обратно, принялся яростно оттирать его. Кот с одобрением наблюдал за этой борьбой.
Дешевые обои размокли и стали скатываться. Андрей начал руками отдирать влажные куски бумаги, на которых ему мерещились липкие остатки. Наконец он понял, что теперь перед ним уже настоящая тень, отбрасываемая креслом – привычная, понятная, не затаившаяся.
Андрей, дрожа, вернулся на кровать. Он таращился в разодранное, как рана, место на стене, боясь, что в следующую секунду вновь заметит пыльцу плесени. Но зараза исчезла. Андрей откинулся на спину. Как, оказывается, он хочет спать! Чугунная усталость придавила его, и Андрей послушно позволил погрести себя.
…«На расследование массового убийства на улице Грекова были брошены лучшие силы департамента полиции Москвы». На экране мельком появился Хайруллин, который дал комментарий о том, что пока рано давать комментарии.
Пресс-релиз главка соответствовал действительности, однако результатов затраченные усилия не приносили. Все жильцы дома были тщательно опрошены, а те, кого малейшая деталь биографии или случайное слово хоть как-то соотносили с произошедшим в злополучной квартире, – неоднократно. Вскрылись запутанные измены, застарелые конфликты и остывшие преступления, но ничего не вело к кровавой расправе.