Алёна протянула мне что-то большое и круглое. Я понял: это шлем. Неуклюже нахлобучил его. Он был великоват и сползал на брови. Пришлось туго затянуть ремешок под подбородком.

После короткого ликбеза о езде на мотоцикле я влез на сиденье позади Алёны. Деликатно обхватил её талию. Понял, что она тоже одета в джинсы и плотную куртку.

– Не стесняйся, крепче держись!

Мы тронулись без происшествий. Байк быстро набирал скорость. Я крепко вцепился в Алёну, тыльной стороной рук ощутив тяжесть её груди. Я аж задрожал и почувствовал расширение её грудной клетки: она снова расхохоталась.

Я был выше её чуть не на голову, так что мог смотреть вперёд, на дорогу. Свежий ветер ударил в лицо, бросил в глаза Алёнины волосы, выбившиеся из-под шлема. Мои собственные тоже липли к щёкам, лезли в нос. Пахло морем. Деревья мелькали по бокам от шоссе, ночь и скорость просто сводили с ума. Мой рот растянулся в улыбке. Захотелось орать в темноту. Но на зубах захрустело, и я понял, что рот лучше закрыть. А вскоре по серпантину мы выехали на пологий холм, где шли раскопки.

***

Алёна сбросила скорость, и байк затормозил под деревьями, на обочине уходившей в гору дороги. По бокам от неё на фоне окружающей нас синевы чернели шары и метёлки реденьких кустов можжевельника, и былинки сухой травы колыхались в темноте между ними. Я понял, что пора слезать.

– Тут оставим… – Алёна повела байк к кустам, толкая его за ручки.

Послышался шелест травы, хлещущей по джинсам девушки. Я подумал, что она не хочет шуметь и будить людей на раскопках, а тут сейчас так пустынно, что байку ничто не грозит. Меня слегка беспокоило стремление к такой конспирации, но я промолчал.

– Сторож где? – шёпотом спросила Алёна, доставая из седельной сумки рюкзак и надевая на плечи.

– Да там, где другая дорога… – нехотя пробубнил я. – Но он, может, спит…

– Тогда пошли тут, по краю!

Мы двинулись вверх по узкой дороге, преодолевая последний отрезок леса. Затем обогнули лагерь по границе голой степи и редкой можжевеловой рощи, поднимавшейся со склона холма.

Лагерь был абсолютно безжизненным. Ни одна из палаток не светилась изнутри, не горел костёр. И сторожа не было видно. Никто не вышагивал вдоль каменного бордюра – основания разрушенной крепостной стены, медленно появлявшейся из-под слоя земли стараниями археологов.

Обойдя по широкому кругу палатки, мы достигли дальнего края территории раскопок. Видно было не так уж плохо: на фоне густого индиго ночного неба внизу темнел горизонт степи, зазубренный крышами домиков, а контуры светлой стены выступали из разрытого грунта. Уже выкопанная часть стены начиналась здесь, а ещё не раскопанный контур траншеей уходил дальше к лагерю. Границы территории были обнесены верёвкой, растянутой между деревянными колышками.

– Это всё?! А где здесь копают? – раздался шёпот Алёны. – Там, да?..

Тёмный контур её руки взвился вверх, указав вперёд.

– Д-да… – промямлил я.

– Пойдём!

Она мелкими быстрыми шажками метнулась к ограждению. Высохшая на солнце земля и звёздчатые кустики вереска прошуршали под её ногами. Я нервно оглянулся, но никого не увидел. Лагерь спал. Я опасливо потрусил следом.

Прилив шумел под холмом. Дуло свежестью с моря. Порывы прохладного ветра приносили шелестящие вздохи – на всю жизнь остающийся в памяти образ бьющихся о берег волн. Синева вокруг всё густела. Был, наверное, уже второй час.

Алёна перемахнула через верёвку и спрыгнула вниз, в неглубокий котлован за стеной. Оглядевшись, она поняла, что закрыта от возможных наблюдателей в лагере.

– Фонарик принёс?

Я вынул китайское чудо из ранца, но включать не стал.