– Ты красивая… – невольно прошептал он.

– Я знаю, – так же тихо ответила Шека, а потом, оглянувшись на притихших вокруг костра женщин, выкрикнула: – Идите вдаль!

Дикарки безмолвно поднялись и тут же растворились в лесной темноте.

– Что ты сказала Туру? – спросил Зел. – Что такое «карраса»?

– Тот, кто часто и подолгу испражняется, – усмехнулась дикарка.

«Засранец», – «перевел» Зел и подумал, что Шека говорит больше и куда лучше, чем встреченные им до этого варвары. Недаром она стала их предводительницей. А Туру ему стало даже немного жалко. Наверное, очень обидно услышать такое из уст любимой женщины, да еще в присутствии другого мужчины, которого Туру наверняка посчитал соперником. И, скорее всего, не напрасно.

Шека вскоре подтвердила его нескромные мысли.

– Ты – мой мужчина, – потянула она его за здоровую руку. – Пойдем, ляжешь со мной.

– Но мне надо рассказать тебе… – слабо запротестовал Зел, с ужасом ощущая, что чувство вины перед Соней совершенно исчезло, словно сгорело, испарилось в пламени костра, отражающемся в глазах напротив. Он был готов идти за этой закутанной в звериные шкуры дикаркой куда угодно, лишь бы она продолжала смотреть на него, касаться его руки…

– Потом, – мотнула огненной гривой Шека и повела Зела за руку, словно послушного ребенка.

Недалеко от костра стоял шалаш, сложенный из ветвей хвойного дерева, которое земляне называли «елью». В этом шалаше все и случилось. И лишь после этого чувство вины снова вернулось, захватило, сжало Зела почти до физической боли. Он отвернулся от дикарки и, чтобы хоть как-то отвлечься, заглушить его, хоть немного унять, торопливо принялся пересказывать Шеке свою «легенду», переходя то и дело на русский язык. К своему стыду, он чувствовал облегчение оттого, что Игнат был уже мертв – по крайней мере, не пришлось высказывать «подозрительную» и весьма опасную просьбу Фасонова.

Закончив рассказ, он повернул к молчавшей дикарке голову. В проникающем сквозь «еловые» ветви слабом свете догорающего костра ее разбросанные по ложу волосы казались угольно-черными. Их владелица безмятежно спала.

Снаружи послышался слабый шум. Сначала Зелу подумалось, что это ветер играет ветвями деревьев, но шум, точнее, шорох, был слишком ритмичным, словно кто-то скреб ножом по стволу дерева через равные промежутки времени: «Шарк-шарк… Шарк-шарк-шарк… Шарк-шарк…»

Стараясь не потревожить Шеку, Зел выбрался наружу. Возле ближайшего к шалашу дерева стоял Туру. Он призывно мотнул головой и направился вглубь леса.

Зел проверил, на месте ли нож, и подосадовал, что придется действовать левой рукой. В том, что Туру вызывает его на поединок, он был почти уверен.

Но если дикарь и собирался убить соперника, то не рискнул этого делать сразу после ссоры с возлюбленной – слишком очевидным было бы его участие в этой смерти, а тогда и его собственная гибель последовала бы почти без задержки – в характере Шеки можно было не сомневаться. А сейчас Туру лишь завел Зела подальше в чащу, остановился и сказал, отвернувшись:

– Не верь ей. Всегда врет.

«Насчет каррасы?» – едва не вырвалось у Зела, но вслух он сказал:

– Она ничего пока не сказала.

– Сказала. Три мертвых охотника – ложь. Что скажет еще – будет ложь. Шека говорит, что надо ей. Делает, что хочет она. Ты не нужен. Надоешь – убьет. Беги сейчас.

– Куда бежать? – растерялся Зел.

– Куда хочешь. Вдаль.

– Но… я не хочу бежать. Хочу быть с вами.

– Ты хочешь быть с ней. Глупец! Она врет. Я покажу тебе.

Туру велел подождать и скрылся за деревьями. Вскоре он вернулся, но не один, а со связанным сверху по пояс молодым мужчиной. Из-за облаков выглянула щербатая пепельно-серая Нула, и, вздрогнув от неожиданности, Зел узнал в пленнике сына мэра Игната.