Первым провел выпад, обладающий меньшим запасом выдержки, десятник. Радомир отпрыгнул назад, и острие ножа съело воздух. Дождавшись, когда рука с ножом пойдет назад, сотник зашел справа сделал взмах на уровне шеи, рассчитывая полоснуть по горлу.

Десятник, оказалось, знаком с таким приемом и присел, одновременно метя ножом в живот Радомира. Сотник едва успел отвести ее встречным выпадом и отпрыгнуть назад. Десятник попытался пересилить Радомира и распахать ему живот снизу вверх. Это могло бы стоить сотнику жизни, поскольку вместо резаной рана получилась бы рваная, а увязающий в плоти клинок распорол бы внутренности, усугубляя положение. Но Радомир держал крепко, не давая десятнику поднять руку. На ристалище вырисовывалась ничья: стоит сотнику ослабить напор, как охотничий нож тут же вскроет его, как свинью; стоит десятнику встать, как он потеряет нож и исход будет предрешен.

Радомир предпринял странное, на первый взгляд, решение: он ударил десятника кулаком в лицо. На короткий миг тот «поплыл» и этого времени его противнику хватило, чтобы отскочить назад и убрать руку. Когда взгляд десятника снова стал осмысленным, рука с ножом уже продолжала прерванное движение. Он потерял равновесие и упал на спину. Подскочивший Радомир выбил ногой нож, который противник держал в руках, прислонил кинжал к шее десятника и сказал:

– Будь ты каким-нибудь отребьем, я бы просто перерезал тебе горло, но ты воин, и умрешь как воин.

Сотник отвел клинок от шеи и ударил в сердце. Когда он вынул кинжал, на белой рубахе начало наливаться алое пятно, которое все больше темнело.

– Похороните его, – почти по-змеиному прошипел сотник, – только подальше от крепости.

Тела из крепости Страж вынесли, пока дневная смена еще спала, а следы крови затерли , а где не получилось – присыпали землей. Когда проснулась освобожденная от завалов смена, следы боя были почти незаметны, а двор держали люди Берислава. Впрочем, и для дружины, напавшей на крепость, этот налет не прошел даром: у кого-то была порезана рука, кому-то посекло лицо, и на месте рассечения белела тканевая перевязь. Кому-то досталось по шлему палицей или другим ударным оружием так, что пострадавшие пока были не совсем боеспособны. Потерянного в поле дозорного так и не заметили.

Сейчас же Берислав выступал перед своими дружинниками и дневной сменой крепости, пока еще не до конца осознавшей, что произошло ночью, а это требовало внести ясность: