– Вынести его за пределы крепости и предать огню, – сказал Святополк, ни к кому конкретно не обращаясь, – клинок и доспехи захоронить рядом. Те, кто все еще считают меня самозванцем, могут покинуть пределы крепости. Никаких преследований не будет. Тем же, кто решит остаться, обещаю жалование в полуторном размере от прежнего.

Половина бойцов тут же покинули крепость. Остальные обнажили мечи, поставили их острием на землю и преклонили колени. Они приняли нового смотрителя.

Примерно в это же время перед собравшимися выступил Радомир:

– С этого часа, – начал он, – у вас новый смотритель. Для вас ничего не поменялось. Просто в крепости сменилось руководство. Продолжайте свою службу. Все, что вы будете делать, так или иначе, пойдет на пользу Долине. Вы по-прежнему являетесь глазами и ушами князя на севере.

– Что-то тут не вяжется у тебя, друже, – прищурился десятник из «коренных», – обычно ведь как? Выходит, значица, смотритель, представляет своего преемника, заявляет, что уходит в отставку. Все счастливы. А табя мы знать не знаем, прежнего смотрителя не видать, отставку никто, значит, не объявлял. Неправильно это, господин хороший.

– Раз ты так настаиваешь, десятник, будет тебе по обычаю. Я – Радомир, сотник разведывательного крыла князя Градимира. К сожалению, Молчан не может в настоящее время объявить об отставке. Теперь все приличия соблюдены?

– Хех, – усмехнулся десятник, – Вроде да, а вроде – и нету. Старого смотрителя мы так и не увидели, и не потому ли мы его не видим, что он сейчас с пращурами общается?

– Нет, – отрезал Радомир, – он жив-здоров. Просто он вынужден был спешно оставить свой пост. Как я уже говорил, для вас не меняется ничего. Вы по-прежнему продолжаете нести службу.

– Э нет, – протянул подозрительный десятник, – чаво-то ты крутишь, мил человек. А потому я требую, чтобы это разногласие было улажено по законам чести.

– Не могу отказать тебе в просьбе, – приподнял уголок губ Радомир, – бой один на один, на ножах, без доспехов. Если одержу победу я, вы в полном составе переходите под мое руководство. Если проиграю – вы выбираете нового смотрителя, а мое оружие и броня переходят к вам, точнее, к вашему смотрителю.

– А может, у тебя оружие с броней вкупе стоит пару ярилок, а самое ценное ты запрятал в тайничке?

– Броня моя сделана из дубленой кожи, так что это уже дороже твоей цены, десятник. Лук же мой из ясеня, стрелы, коими я обычно пользуюсь, лиственничные, со стальным трехгранным наконечником и оперением чайки. Что скажешь, десятник? Стоят мои пожитки опасности перейти под мое управление?

– Вполне.

И Радомир и десятник скинули свою броню и отложили оружие. Сотник положил на стол свою кожаную куртку, лук и колчан со стрелами. Десятник отложил ножны с мечами и кольчугу. Казалось, что бой будет на кулаках, но оставшиеся в одних льняных рубахах противники достали ножи. Десятник держал в руке охотничий нож с пробковой рукоятью, а Радомир – узкий обоюдоострый кинжал, больше напоминающий шило. Оба поединщика не спускали друг с друга глаз, чтобы не пропустить роковой удар. Они пошли по кругу, стараясь зайти противнику за спину. За плечами десятника чувствовался опыт кабачных и уличных драк со всяким отребьем, которое редко бывает милосердно – уж если пускает в ход клинки, то бьет наверняка. У Радомира же опыт был совершенно другой – служба в разведке предполагает милосердие, только если надо взять «языка» и допросить его. В остальных же случаях установки воеводы были четкими и недвусмысленными: бить так, чтобы жертва не издала ни единого звука. Малейший вздох или стон тут же поднимут на ноги всех, а это предполагает провал в любом случае. Даже если лазутчикам удастся перебить всех супостатов, цель за это время может скрыться или уничтожиться. Впрочем, если отбросить частности, то цели у обоих были схожи – убить противника и не дать убить себя.