Последняя ночь выдалась безлунной, но небо в кои-то веки прояснилось.

– Я пойду на холм, поищу Призрака, – сказал Джон теннам около входа в пещеру, и они, проворчав что-то, пропустили его.

Как много звезд, думал он, поднимаясь по склону, заросшему соснами, елями и ясенями. В свое время мейстер Лювин учил его различать звезды. Джон заучил имена двенадцати небесных домов и их правителей, мог найти семь священных странников и навсегда подружился с Ледяным Драконом, Сумеречным Котом, Лунной Девой и Мечом Зари. Эти друзья у них с Игритт были общими, но остальные – нет. Глядя на одни и те же звезды, они видели совсем разное. Королевская Корона для нее Колыбель, Жеребец – Рогатый Лорд; Красного Странника, которого септоны объявляют священной звездой Кузнеца, она называет Вором. Время, когда Вор находится в Лунной Деве, она считает благоприятным для похищения женщин. «В ту ночь, когда ты похитил меня, Вор светил ярко».

«Я не собирался тебя похищать, – возражал Джон. – Я даже не знал, что ты девушка, пока не приставил нож тебе к горлу».

«Если ты не собираешься убивать кого-то, но все-таки убиваешь, он от этого делается не менее мертвым», – стояла на своем Игритт. Джон никого еще не встречал упрямее ее, кроме разве что своей сестренки Арьи. Если она ему по-прежнему сестра. Да и была ли она ею? Он никогда не был настоящим Старком – только бастардом лорда Эдварда, не знающим своей матери, и мог называть Винтерфелл своим домом не с большим правом, чем Теон Грейджой. И даже этого дома он лишился. Когда брат Ночного Дозора произносит свою клятву, он порывает со старой семьей и приобретает новую, и этих братьев Джон Сноу тоже потерял.

Призрака он, как и ожидал, нашел на вершине холма. Белый волк никогда не выл, но что-то тем не менее тянуло его на высокие места. Он сидел и дышал белым паром, устремив красные глаза к звездам.

– У тебя для них тоже есть свои имена? – Джон опустился на одно колено рядом с волком и почесал густой белый мех у него на шее. – Заяц, Лань, Волчица? – Призрак лизнул шершавым мокрым языком струпья, оставшиеся на лице Джона от орлиных когтей. Теперь этот орел пометил их обоих. – Призрак, – тихо сказал Джон, – завтра мы будем перебираться на ту сторону. Там нет ступенек, нет подъемных клетей, и тебя я перетащить не смогу. Нам придется расстаться, понимаешь?

В темноте красные волчьи глаза казались черными. Он молча, как всегда, ткнулся мордой в шею Джона, дохнул горячим паром. Одичалые прозвали Джона оборотнем, но оборотень из него никудышный. Он не умеет влезать в волчью шкуру в отличие от того же Орелла, который перед смертью вошел в орла.

Однажды ему, правда, приснился сон, что он глазами Призрака смотрит с высоты на долину Молочной, где Манс собрал свое войско, и сон этот оказался вещим – но сейчас он не спит, и у него нет ничего, кроме слов.

– Тебе нельзя со мной. – Джон держал волчью голову в ладонях, заглядывая ему в глаза. – Ты должен пойти в Черный Замок, понимаешь? Черный Замок. Ты ведь сможешь найти его? Дом? Просто беги вдоль ледяной горы, на восток, на солнце, и ты найдешь. В Черном Замке тебя узнают, и твой приход, может быть, насторожит их. – Хорошо бы послать с Призраком записку, но у него нет ни чернил, ни пергамента, ни даже гусиного пера, да и риск разоблачения был бы слишком велик. – Мы с тобой встретимся там, в Черном Замке, но туда тебе придется добираться самому. Какое-то время нам придется охотиться поодиночке.

Волк освободился из рук Джона, насторожив уши, и вдруг умчался прочь. Он пронесся по кустам, перескочил через кучу валежника и устремился вниз с холма, мелькая бледной тенью между деревьев. Куда это он – в Черный Замок? Или гонится за зайцем? Если бы знать. Да, оборотень из Джона, как видно, такой же плохой, как брат Дозора или шпион.