– Мое сердце полно сомнений, – медленно ответил Давос.

– Ах, Давос, – вздохнула Мелисадра. – Хороший рыцарь честен во всем, даже и в свой черный день. Хорошо, что вы не стали мне лгать – я бы все равно узнала. Слуги Иного часто скрывают черные сердца за веселыми огнями, и поэтому Рглор дает своим жрецам силу видеть правду сквозь обман. – Мелисандра немного отошла от решетки. – Зачем вы хотели убить меня?

– Я вам скажу, если и вы скажете, кто меня выдал. – Это мог быть только Салладор Саан, но Давос и теперь молился, чтобы это оказалось неправдой.

Красная женщина рассмеялась.

– Никто вас не выдавал, Луковый Рыцарь. Я прочла ваши намерения в пламени. В пламени…

– Если вы способны видеть в пламени будущее, как получилось, что нас сожгли на Черноводной? Вы отдали огню моих сыновей… мои сыновья, мои люди, мой корабль, все сгорело…

– Вы несправедливы ко мне, Луковый Рыцарь. К тому огню я не имею отношения. Будь я с вами, битва завершилась бы по-другому. Но его величество был окружен неверующими, и гордость в нем пересилила веру. Он понес суровое наказание, однако извлек урок из своей ошибки.

«Выходит, мои сыновья послужили уроком для короля?» Рот Давоса сжался.

– Теперь в Ваших Семи Королевствах царит ночь, – продолжала красная женщина, – но вскоре солнце взойдет снова. Война продолжается, Давос Сиворт, и скоро кое-кто узнает, что даже тлеющий под пеплом уголь способен разжечь большой пожар. Старый мейстер видел в Станнисе только человека. Вы видите в нем короля, но оба вы не правы. Он избранник Владыки, воин огня. Я видела в пламени, что он возглавит битву с тьмой. Пламя не лжет, иначе вас бы не было здесь. В пророчестве сказано: когда воссияет красная звезда и опустится тьма, Азор Ахаи возродится вновь среди дыма и соли и пробудит драконов из камня. Красная звезда пришла и ушла, а место дыма и соли – это Драконий Камень. Станнис Баратеон – вот возрожденный Азор Ахаи! – Ее красные глаза пылали как два костра и смотрели в самую душу. – Вы мне не верите. Вы сомневаетесь в истине Рглора даже теперь… однако ж уже послужили ему и послужите снова. Я оставлю вас, чтобы вы обдумали все, что я сказала. А поскольку Рглор – источник добра, я оставлю вам и факел.

Она улыбнулась, взметнула алыми юбками и ушла, оставив за собой только свой запах – и факел. Давос уселся на пол, обхватив руками колени, омываемый дрожащим светом. Шаги Мелисандры затихли, и слышно было только, как скребутся крысы. Лед и огонь. Черное и белое. Тьма и свет. Давос не мог отрицать власти ее бога. Он видел тень, вылезшую из чрева Мелисанды, притом жрица знала то, что знать никак не могла. Она прочла его намерения в пламени… Утешительно узнать, что Салла его не продавал, но то, что красная женщина способна читать его секреты в пламени, тревожило Давоса сверх всякой меры. И что она подразумевала, сказав, что он уже послужил ее богу и послужит еще? Это Давосу тоже очень не нравилось.

Давос поднял глаза и долго смотрел на факел, не мигая, следя, как колеблется пламя. Он пытался проникнуть за огненную завесу и разглядеть, что живет там, в глубине – но там не было ничего, кроме огня, а его глаза скоро начали слезиться.

Полуослепший и усталый, Давос свернулся на соломе и поддался сну.

Три дня спустя (Овсянка приходил трижды, а Угорь дважды) Давос услышал снаружи голоса. Он тут же сел, прислонившись спиной к стене, и стал прислушиваться. В его неизменяющемся мире это было нечто новое. Шум шел слева, от лестницы, ведшей наверх.

– …безумие! – с молящими нотами кричал мужской голос. Кричащего тащили двое стражников с пылающими сердцами на груди. Овсянка шел впереди, бряцая ключами, сир Акселл Флорент – позади. – Акселл, – в отчаянии восклицал влекомый, – ради любви, которую ты ко мне питаешь, освободи меня. Ты не можешь так поступить, ведь я не изменник. – Это был пожилой человек, высокий и стройный, с серебристыми сединами, острой бородкой и длинным, породистым, искривленным от страха лицом. – Где Селиса, где королева? Я требую свидания с ней. Иные бы вас всех взяли! Отпустите меня!