Мерцалов враз поскучнел, она знала, что он давно мечтал о хорошем факте, поступке или промашке, сильно ее компрометирующих, чтобы взять ее за горло, загнать квартиру, двухкомнатную, в Гумбейске, ей принадлежащую, какую она оставила два года назад, сойдясь с новоиспеченным холостяком, разведенцем Мерцаловым. Квартира – ее тыл, спасательный круг в этом запоздалом первом эксперименте с организацией семьи, с ее утратой полностью утрачивалась бы и ее самостоятельность. Ей ведь уже тридцать шесть, ему – сорок три.

В последнее время она все чаще и чаще склонялась к мысли, что выбор свой Гавриил Станиславович больше основывал не на мало-мальских чувствах, а на ее физических данных, женщина она крупная, крепкая, кости широкой, а у него полон двор скота и птицы. Работенки у нее было теперь по горло, хребет гудел, ноги подкашивались к концу дня, и дней таких бестолково суетных уже отмелькало немало.

Он же от помощи, ввиду частых недугов, помаленьку отошел, ограничился доставкой кормов и ворчливыми указаниями по лучшей организации труда. Она заметно опустилась и даже постарела, что с ужасом констатировали ее городские подруги. Старательность, трудолюбие, природная доброта и желание угодить сожителю ей пока душевного комфорта не приносили – был Мерцалов всегда желчен, раздражителен и всем недоволен.

Сейчас же, на линейке, тревога ее ожидания была больше показной, в душе она ликовала, в ее кабинете, под замком отсиживался Смыков.

Кончилось бичевание юных поклонников спиртного, директорское «итак» снова напиталось мощью и угрозой, воспарило над зашумевшим было строем.

– Итак! – Никодим Петрович заложил руки за спину, отчего сутулость его стала еще более угрожающей, и медленно пошел вдоль строя, тем самым подавляя даже малейшие очажки шопота. – Еще одна гнусность, еще одна выходка, порочащая высокое звание курсанта советского профтехучилища, – произнес он зловеще и резко крутнулся, указуя откинутой рукой на Мерцалова, кто подступил к рядам учащихся вплотную. – Вот этот человек в собственном, э-ээ…

– Сортире…

– Молчать! Человек этот едва не был застрелен дома, и только ничтожная случайность спасла его от гибели. И это в наше мирное время?! от пули?! – уже выкрикнул он в бешенстве и повел совсем освирепевшим взором. – Вам что тут? Чили, Сальвадор или Ольстер?! Мы знаем этого подлеца, его четкий словесный портрет, знаем, но хочется проверить его трусливую душонку, к тому же, за чистосердечное признание полагается скостка, как говорится, повинную шею и меч не берет!..

Мерцалов тем временем отправился вдоль строя, всматриваясь в каждое лицо, разок он даже внедрился в плотную ребячью стенку и вздернул на ноги угревшегося у батареи, задремавшего пацаненка. Ученики к таким розыскам отнеслись неприязненно, стали отпускать реплики.

– Эт-что за ищейка, щщено-холмс?

– Новый помощник Анки, мужик ейный, полставки дали…

– Во, алиментишки пойдут погуще…

– Ишь, старается, ладно еще в наморднике…

– Я бы в такого боровка не промазал…

– Окопик бы вырыл, дядя, да отсиживался пока…

– Все равно не жилец, весь на дрисню выйдет, загинет на днях…

Мерцалов только стискивал зубы и отпыхивался, голову мутило бешенством, различать лица в таком состоянии стало совсем невмоготу.

– Нет, среди этих нету, – разочарованно пожал он плечами, подойдя к директору.

– Ита-ак! Успокоились, успокоились, сюда внимание. Мастерам сразу же после линейки сдать подробные списки отстутствующих на сегодня, а также принести мне в кабинет их личные дела с фотографиями…

Мерцалов кивнул стоящему в отдалении Виктору, по управлению еще знакомы, правда относились друг у другу больше чем сдержанно – случилась разок небольшая размолвка. А вот с Клушей до этого Мерцалов раскланялся подчеркнуто учтиво, поинтересовался здоровьем, производительностью вязания, та, в свою очередь, с неменьшей учтивостью призвала его быть более осторожным, перенести уборную подальше от опасного оврага.