– А зачем ему тебе помогать? – хмыкнула Полинка, – Это ты у нас вечная помощница-спасительница, он так и привык. Представляешь, Ленка, эта дурында с ним прямо на зоне расписалась, чтобы передачки таскать.

– А я и не знала, что ты была замужем, – сказала я после неловкого молчания.

Машка лишь тоскливо вздохнула.

– Да разве это замужем? И расписались когда он сидел, и на развод я подала тогда же.

Полинка на ходу закатила глаза.

– На развод ты подала, когда он уже третий срок мотал. А до того сколько лет кормила обмудка и терпела всё дерьмо, которое он на тебя сливал?

– Не твоё дело! – огрызнулась наконец Машка и ускорила шаги, словно пытаясь убежать от нежелательной темы.

Но Полинке этот разговор был зачем-то нужен. Она повысила голос.

– Не моё? А как с твоим сыном сидеть, пока он куролесит, так моё дело было? А когда ты ко мне посреди ночи с разбитой рожей прибегала? А кто полицию вызывал, когда твой гандон за тобой припёрся и дверь у меня вышибал? У вас значит страсти-мордасти, а окружающим вы сколько крови попили, не думала? Вот и нечего теперь морду от правды воротить.

– Тебе обязательно говорить об этом сейчас? – Машка стыдливо покосилась в мою сторону.

Да и было чего стыдиться, если честно. Разве могла я ожидать, что кокетка Маша, с детских лет отличавшаяся редкой миловидностью, свяжется с предводителем местных живодёров? Ведь при её-то внешних данных можно было рассчитывать на куда более удачную партию даже в этом захолустье!

– А чего стесняться? – не смутилась Полинка, – Ленке про нас и не то известно. Как и нам про неё. Мы трое, можно сказать, кровью повязаны, так что и карты на стол.

– А и правда, Маш, – согласилась я, удивляясь тому, насколько неприятно меня царапнуло выказанное ею недоверие, – Уж не нам друг от друга что-то скрывать. Всё равно ничего не будет хуже, чем…

Я не договорила, оборвав фразу так резко, словно подавилась не прозвучавшими словами. Но подруги меня прекрасно поняли, хоть и не подали вида. Я и сама, испугавшись запретной темы, чуть преждевременно не сорвавшейся с языка, поспешила продолжить разговор, как ни в чём не бывало.

– Расскажи хоть, как тебя угораздило? Ты же знала, кто он. Помнишь, что они в детстве с животными делали? Разве этого недостаточно, чтобы сложить впечатление о человеке?

Машка резко остановилась, всплеснула руками.

– Ну малолетка я была тупая, что непонятного?! Гормоны кипели, мозгов не завезли. А животные… мне казалось, что это всё в прошлом. Дети разное творят, за что потом бывает стыдно, но не ставить же из-за этого крест на человеке до конца жизни! И потом… Лёха в юности, он был такой… Полин, ты же помнишь?

Полинка нехотя кивнула.

– Ну да, смазливый. И типа крутой. Авторитет у местной гопоты.

Машка снова пошла вперёд, на этот раз медленно, глядя перед собой невидящим взглядом, обращённым в прошлое.

– Не только авторитет. Он романтичный был. Ухаживал красиво, цветы охапками таскал, на мопеде катал, даже стихи рассказывал. Говорил, что я самая добрая и красивая, что он изменится ради меня.

– Да, язык у него и сейчас хорошо подвешен, – снова согласилась Полинка.

– Ну вот. А девчонке чего ещё надо? Я и влюбилась. А потом от него уже не отвязаться было. Да и Ванька родился. А Лёха ему какой-никакой, а всё-таки родной отец.

Я споткнулась на ровном месте.

– Карастецкий – отец твоего сына?!

– Ну. Я же в семнадцать лет его родила. Была у нас тогда бурная любовь, вот и не убереглись. Да и по началу всё вроде нормально шло, не хуже, чем у других. Я родила, мы съехались. Пожениться собирались, но не успели, понесло его… В девятнадцать лет первый раз загремел по грабежу и пошло-поехало. А сколько я это терпела, всё надеялась что вот повзрослеет, одумается… Да и Ванька тянулся к нему, скучал, жалко его было.