– А где сейчас кот? – Машка аккуратно пристроила переплетённую косу на плече, пригладила, и оглянулась.

– Убежал, – вздохнула Алька и мы подхватили этот вздох, одновременно подумав об одном и том же. О том что Карастецкий с дружками запросто могут снова изловить несчастного котофея, чтобы закончить начатое. И что ничего им за это не будет.

Знаю, сейчас такое дико слышать. Мне самой дико такое писать теперь, когда даже в России существует уголовная статья за жестокое обращение с животными, а уличённые в этом дети ставятся на учёт, с ними работают психологи, а их родителей могут ждать штрафы или даже лишение родительских прав. Но во времена моего детства ничего подобного не было, и убийство мальчишками собак и кошек (не говоря уж о птицах, которых десятками расстреливали из рогаток) считалось делом обыденным, хоть и не одобряемым – просто хулиганством, гораздо меньшей степени тяжести, чем битьё окон или игра в карты «на интерес». Какое-то наказание могло последовать только в том случае, когда жертвой становилось домашнее животное, чей хозяин потом предъявлял претензии родителям убийц. Бездомных же не защищало ничто и никто, поэтому повешенные кошки и забитые камнями собаки были неотъемлемой, пусть и очень печальной, частью моего детства. Наверное, в каждом населённом пункте находились любители таких жестоких развлечений. В Верхней Руде ими были Карастецкий и его шайка.

– Автобус ушёл, – сказала я, чтобы нарушить тягостную паузу, – Теперь опять ждать.

– Не надо ждать! – обрадовалась Алька, – Совсем скоро будет следующий, почти сразу за этим.

Полинка приподняла брови.

– С чего ты это взяла? Расписания же нет.

– А они всегда так ходят. Я часто здесь днём сижу и уже знаю, когда автобусы бывают. Два автобуса почему-то всегда идут почти друг за другом, а потом долго ни одного.

– Зачем ты здесь сидишь?

Алька снова вздохнула.

– А где ещё? Внутри прохладно и скамейки удобные, не пристаёт никто. А ещё там тётенька одна работает, она мне иногда бутерброды делает или печенья даёт. А вы куда-то едете?

– Едем, – буркнула Полинка, торопливо отворачиваясь от Альки, словно знала, что будет дальше, – А ты это… домой иди. А то вдруг Карась со своими придурками вернётся.

Алька понурилась, затеребила подол платья.

– Сюда не вернётся, здесь же люди. А вот если домой пойду, то могут подкараулить. Кота-то нет, им теперь скучно.

Мы заёрзали и начали украдкой переглядываться, охваченные одним и тем же чувством неловкости. Теперь, после того как мы отбили Альку от преследователей, а она, в свою очередь, не бросила в беде нас, казалось неправильным просто взять и уехать, оставив её одну на опустевшей автостанции. Но что ещё мы могли сделать? Не отменять же наше большое путешествие!

– А вы куда едете? – снова спросила Алька, видимо интуитивно уловив ход наших мыслей, – А… можно с вами? Мне всё равно домой не попасть, пока папа…

– Нет, нельзя! – резко ответила Полинка, – Мы едем далеко и надолго.

Алька жалобно заморгала, ещё ниже опустила голову, но не осмелилась настаивать. Так и стояла рядом с нами, почему-то не уходила, а мы не хотели её прогонять.

Тишину нарушила Машка. Она шумно вздохнула, полезла в свою сумку, зашуршала в ней целлофаном и извлекла на свет половину котлеты, зажатую между двумя ломтями батона. Протянула Альке.

– Возьми, поешь. А то вдруг той тётеньки на автостанции сегодня нет.

Я тоже торопливо потянулась к своим походным запасам, но услышала тихие всхлипы. Алька стояла в той же позе, низко опустив голову, но теперь в дорожную пыль у её ног падали крупные капли. Котлету она не взяла.