Полинкина бабушка и впрямь жила рядом с татарским кладбищем, но я прекрасно знала, что подруга её не жалует за вредность характера, а гостить в старом и скрипучем бабкином доме не любит. Однако и это бы ничего, но…

– Да кто нас отпустит-то на всю ночь?

Теперь Полинка глядела на меня чуть ли не с жалостью.

– А ты отпрашиваться собралась, дурочка? Тогда конечно никто не отпустит. Придумаем что-нибудь. Первый раз что ли?

Не первый. Прошлым летом мы уже провернули такую афёру. Обманули родных, сказав, будто будем ночевать друг у друга под присмотром взрослых, а сами сначала гуляли допоздна, потом всю ночь рассказывали страшные истории и вызывали пиковую даму у приятельницы Машки, чьи родители тогда куда-то уехали, оставив дочь на поруки соседке. В этом самом доме, кстати, в этом самом подъезде. Так что тогда обман не казался нам очень уж большой провинностью, ведь мы не уходили далеко, всё время находились в своём же дворе.

Чего не скажешь о ныне задуманной вылазке.

Но… ведь и нам сейчас не по одиннадцать лет, а уже целых двенадцать. В детстве один год – это большой срок и большая разница в возрасте, так что я сочла такой аргумент достаточно веским.

– Ладно. А что придумаем? Что опять ночуем друг у друга?

Полинка свела густые брови и мотнула головой.

– Нет, в этот раз так не годится, мы же уйдём не под вечер, а прямо с утра. Нас не будет весь день и вдруг твоя бабушка захочет зайти к нам, проведать тебя? Или моя мама к вам?

Такой риск и правда был. Уж в случае с моей бабушкой точно. За день она вполне могла напечь пирожков или булочек, чтобы к вечеру отнести это угощение внучке и её гостеприимной подруге.

– Что тогда?

– Ну я-то всегда могу сказать своим, что ночую у Верки, такое уже было. А вот тебе…

– Что ещё за Верка? – перебила я, поймав себя на ревности, пусть и прекрасно знала, что помимо меня Полинка дружит и с другими девочками. А как иначе, если я появляюсь только на каникулах?

Но она нетерпеливо отмахнулась.

– Да Верка Николаева. Из моего класса. Зануда та ещё, но моим родителям она нравится – отличница! Поэтому к ней меня отпускают, особенно если говорю, что будем вместе уроки делать. А вот тебе как быть…

Я честно попыталась найти выход, но пока думала, Полинка уже всё решила.

– Во! Скажем, что идём ночевать к моей бабке! Даже врать почти не придётся – мы же и правда у неё на веранде до утра останемся. Тебе дома поверят?

Я пожала плечами.

– Родители послезавтра уедут обратно в Свердловск, а бабушка поверит. Скажу ей, что мы хотим печь картошку на костре и рассказывать страшные истории. Вот только… если мы ночью к твоей бабке придём, разве она родителям не расскажет?

– Не расскажет, – Полинка довольно улыбалась, явно гордая своей задумкой, – Она в девять вечера уже дрыхнет без задних ног. А мы через забор на веранду проберёмся и там переночуем. Помнишь же у неё веранду?

Я помнила. Веранда действительно была баская. Просторная, полностью застеклённая, с широкими лавками, накрытыми старыми домоткаными половиками, на которых вполне получилось бы неплохо поспать.

– А если она нас утром там увидит?

– Не увидит. Когда она встанет, мы уже уйдём. В четыре утра нас её петух разбудит, он орёт так, что за кладбищем слышно.

Я кивнула. Пока что наши, рождающиеся на ходу планы, выглядели вполне стройно и осуществимо.

– Тогда, как только мои уедут, можно выбирать день.

Мы деловито кивнули друг другу и снова двинулись вниз по лестнице, но, миновав одну площадку, были вынуждены снова остановиться, поскольку увидели, что мы здесь оказывается не одни.

У приоткрытой двери своей квартиры стояла Машка Саламатова и смотрела на нас расширенными глазами так пристально, что не возникало сомнений – она всё слышала.