В зале повсюду были разбросаны незавершенные порванные картины, на которых едва успела засохнуть краска. Отец долго рассматривал их:

– Он искал себя, того, прежнего, – сказал с болью. – Он искал Свет.

…Ослепительный благостный Свет не озарил душу, выпорхнувшую из туннеля. Она металась в серой мгле, тщетно взывая к милосердию.

– Боже, Ты дал мне Знание, которым не обладают простые смертные, и невиданной силы талант. Но я, праздный и самодовольный, растерял все, не смог употребить мне дарованное во благо людей! Я снова не оправдал Твоих надежд. Но молю Тебя, дай мне еще одну попытку… Еще одну попытку…

– Господи! Ты где?

– О, Господи…

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Что посеешь, то и пожнешь

Далекие сполохи не принесли в город долгожданной грозы. Тяжелая липкая жара пропитала воздух, повисла в мастерской, находящейся под крышей 12-этажного дома. Марат выругался и бросил кисть.

«Все равно не успею», – подумал он. А вслух сказал:

– Жара. Ничего не клеится.

– Жара тут ни при чем, – ответила из-за ширмы Валерия. – Ты взялся писать не в своей манере, вот и не получается.

– Что значит не в своей манере?! – вскипел Марат. – Что ты хочешь этим сказать?

Опрокинув стул, он с грохотом подскочил к занавеске и отдернул ее.

– Ты взялся писать вещь, в которую надо вложить тепло души. А этого у тебя нет, – спокойно ответила Валерия.

– Начинаются бабские штучки. Дурой была, дурой и останешься! – зло прокричал Марат.

– Да нет же, сам посмотри, – махнула она в сторону картин. – В светлых тонах ты вообще не работаешь. Болото в лунную ночь, дремучий лес, лешие, кикиморы, привидения, пришельцы. Жуть какая-то! А если и случаются светлые тона, то они такие холодные, что в дрожь бросает.

Марат в бешенстве замахал руками, стараясь не сорваться, не скатиться до брани, как с ним это нередко случалось:

– И очень хорошо! – выдавил он наконец. – Я все эти годы искал такую гамму красок. Разработал свою технологию, использую принципы голографии. Я стремлюсь вырваться за пределы трехмерного пространства и порой кажется, что мне это удалось. Причем тут душа с ее теплом или холодом?! Это чистая техника.

– Нет, дорогой мой, – не сдавалась Лера. – Краски сами по себе ничего не значат. Это самообман. Картина отражает состояние твоей души. А ты не любишь этот мир, не любишь и презираешь людей. И все зло, которое в тебе сидит, ты выплеснул на свои картины. Оттого они такие жуткие. Ты их видел когда-нибудь ночью? Такое впечатление, что они в душу вгрызаются и пожирают ее.

– Злой, говоришь?! – закричал остервенело Марат. Засунув руки в карманы рабочего комбинезона, он нервно заходил по комнате. – Что ты можешь об этом знать?! Тебя не заставлял отчим в 12 лет заниматься сексом, тебя не бросила мать на произвол судьбы, тебя не лупили нещадно в подворотнях только за то, что ты не такой, как все, и тебя не предавали свои в Чечне! Так за что же мне любить этот мир?! За его сплошной сволочизм?

Валерия некоторое время молча смотрела на него.

– Оказывается, я многого не знала, – сказала затем тихо. – Нам стоило раньше поговорить об этом. А сейчас, к сожалению, уже поздно.

Только теперь Марат заметил большие сумки, стоящие возле тахты.

– Ты что это, Лера! – он подошел к ней, попытался обнять. – Обиделась из-за вчерашнего? Я дурно вел себя, признаю. Но…

– Я уже ни на что не обижаюсь, ни на вчерашнее, ни на позавчерашнее, – перебила она его. – Ты таков, каков есть, и им останешься, а потому ничто и никогда у нас не изменится. Я устала от попреков, унижений, оскорблений, от всех твоих выходок. Я больше не могу и не хочу быть здесь, ни с тобой, ни с твоими картинами… Вероятно, наш брак исчерпал себя.