– Нет уж, вам не удастся опять закабалить меня! Я вас породил, я вас и убью!

Зажав крепко в руке нож, он со злорадной улыбкой пошел вдоль полотен. А они шипели зло и надменно подтренькивали ему вслед. Марат замахнулся…

– Нет! Не надо! – вдруг услышал он отчаянный крик. От дверей к нему бежала Татьяна. Она обхватила его руками, стала целовать, потом расплакалась.

– Марат, милый, не надо, – умоляла она, решив, что тот надумал свести счеты с жизнью.

– Ты откуда взялась? – выдавил он удивленно.

– Я поняла, что с тобой что-то произошло, и побежала следом. Марат, что бы ни случилось, я буду рядом, я помогу тебе. Я очень, очень люблю тебя, – лепетала она, рыдая.

Он целовал ее глаза, губы, шею. Из каких-то благостных источников нахлынули на него чувства, ранее неведомые. Марат задохнулся от ощущения огромного счастья, откинул голову… и вдруг увидел прямо перед собой безобразное, злобно шипящее месиво, в котором, как в фокусе, слились все пятнадцать его картин. Это жуткое месиво опоясывало их, корчилось в неистовом хороводе, гримасничало и оскорбительно, непристойно хохотало. Волна злобного отчаяния захлестнула Марата. В свете луны он увидел брошенный невдалеке нож и, схватив его, стал наносить удар за ударом: «Вот тебе! Вот тебе, харя, сволочь! Больше ты никому не причинишь зла! И ты не будешь смеяться над тем, что для меня свято!» А картины злорадно шипели, улюлюкали и то ли свистели, то ли стонали. Потом он впал в тяжелое забытье.

Под утро Марат очнулся от холода. С удивлением обнаружил себя распластанным на полу. А повернув голову, застыл от ужаса – в двух шагах от него в луже крови лежала Таня. Рядом валялся нож для разрезания полотен. Он сел и, обхватив голову руками, застонал. Качаясь из стороны в сторону, Марат пытался вспомнить и понять, как это могло произойти. Время шло, а он все качался и стонал. Потом вдруг резко остановился и посмотрел на картины.

– Ну, погодите, – прохрипел художник. – Сейчас я вас угощу.

Он бросился в кладовку и вскоре вынес оттуда канистру с бензином. Марат медленно шел вдоль своих полотен, и тонкая струйка лилась на них из высоко поднятой канистры. Закончив эту операцию, художник взял со стола спички, немного помедлил, желая насладиться смятением в стане врага… Но картины лишь покорно глядели на него сквозь бензиновые слезы, и он решительно высек огонь.

В следующий момент Марат уже был на подоконнике. Оглянулся на горящий полукруг, на бледное безжизненное лицо Тани и рванул раму. Запах свежего осеннего утра ударил в лицо. Он оттолкнулся и, раскинув широко руки, полетел вниз.

Огонь, подхваченный ворвавшимся ветром, перекинулся на подрамники, мебель, стены, увешанные полотнами, и вскоре вся мастерская была объята пламенем.

– Вы слышали, что этот придурок Радлов натворил? – завопил один из художников, входя в кафе, куда обычно приходили собратья по кисти. – Сжег все свои полотна, мастерскую – дотла, а сам выбросился из окна! Вероятно, свихнулся.

– Да он всегда был чокнутым, – откликнулся кто-то.

– Туда ему и дорога, – вымолвил другой.

– И пусть она будет для него такой, какую он заслужил, – добавил третий и опрокину в себял рюмку водки. Все последовали его примеру.

Никто еще не знал жуткой правды происшедшего. И только потом, когда пожарные сделали свое заключение, а жена художника Валерия по свежим следам опубликовала свои мемуары, души многих содрогнулись и погрузились в скорбное молчание.

«Марат был неординарным человеком с надломленной психикой, – писала Лера. – Этот мир повернулся к нему с детства не лучшей стороной, и он возненавидел его. От мук душевных спасала только кисть. И вся накопившаяся в нем боль, клокочущая злоба капля за каплей стекали с кончика кисти на его полотна. Оттого они были столь ужасны и агрессивны… А потом пришла большая любовь. Судьба послала ему девушку очень чистой, светлой души. Любовь приносит ему очищение, и вместе с этим приходит осознание ответственности за свое творчество, за все сделанное в жизни. Он пытается уничтожить картины-убийцы. Но они не прощают этого художнику. Зло бумерангом возвращается к нему. Его руками картины убивают то, что ему дороже всего на свете».