И в должницах её не потерпят.

И когда на пустынной террасе, где, кроме Варвары и бармена, спрятавшегося в тенистом павильончике, никого не было – зацокали вызывающе, крикливо чьи-то каблуки – интуиция подсказала ей, как некогда и князю Андрею Болконскому, и Багратиону: «Вот оно, началось…»

Чашка в её руке не дрогнула. Кто бы к ней сейчас не подошёл – Варвара готова была сразиться и дать достойный отпор.

Особа, остановившаяся и вынужденная склонить голову, чтобы заглянуть под широчайший зонт, удерживающий столик в тени, была высока, стройна до выпирающих в декольте ключиц и верхних рёбер; хоть на лицо и красива: какой-то холодной рыбьей красотой. Почему рыбьей? Да потому, что глаза у неё, хоть и глубоко посаженные – или кажущиеся запавшими из-за общей худобы лица – были голубовато-серебристые, как сказали бы модные косметологи, а человек попроще ляпнул бы: белёсые, как у селёдки… Бледная кожа, лишённая и намёка на загар – это при здешнем-то южном солнце! Пятна благородных румян на аристократических скулах, макияж, туалет (почему-то нечто изысканное, в оборках, с юбкой-годе в пол, язык не поворачивался назвать просто платьем) – всё, казалось, было тщательно отрисовано лучшими модельерами и визажистами. Невольно привлекали внимание руки: хрупкие, с выпирающими шишками локтей, они, казалось, вот-вот переломятся под тяжестью колец и браслетов. Эта последняя деталь напомнила Варваре о неких мусульманских жёнах, что, в страхе перед возможным разводом, о котором муж вправе объявить в любую минуту, сутки напролёт таскают на себе все самые ценные украшения – на случай, если вот-вот окажутся выставленными из дома на улицу…

Воспоминание заставило её фыркнуть и, должно быть, придало лицу достаточно презрительное выражение, чтобы дамочка, заявившаяся к ней с нехорошим оскалом на красивом личике, вдруг заколебалась. Возможно, ей помешал ещё и зонт: поначалу она собиралась что-то заявить, гордо выпрямившись и уперев руки в бока, но при этом не видела лица Варвары – и вынуждена была согнуться, нырнуть под тент, а затем и присесть на свободный стул, дабы не стоять полусогнутой.

А росту в ней было… пусть не два метра, но метр девяносто, это точно. Определённо «модель», бывшая или действующая.

Варвара скептически приподняла бровь, всем своим видом показывая, что в компанию к себе никого не зазывала.

Дамочка с прозрачными рыбьими глазами перегнулась через стол и отчётливо заявила:

– Он! Мой! Муж! И не рассчитывай на него, слышишь, ты?..

Очевидно, что скверные слова так и вертелись у неё на языке, но… неподалёку от кофейного блюдца валялся Варин клатч из кожи явно не фальшивой змеи, а из наружного кармашка выразительно поблёскивал уголок золотой карты отеля, красноречиво свидетельствовавшей о высоком статусе владелицы. Дама, видать, была тёртая-перетёртая, и, не зная о противнице деталей, наезжать всерьёз опасалась.

– Кто? – равнодушно спросила Варвара Пална, всем сердцем почувствовав, что никакого недоразумения здесь нет. Красавчик «Робин», так и излучающий сексуальность, наверняка выходец из среды аристократов, причём состоятельных – можно представить, во сколько ему обошлось такое чудо маго-техники, как «Единорог»! – да в его возрасте – и чтоб оказался холост? Редко такое бывает… Ревнивая жена при его активном образе жизни – явление закономерное и не удивительное.

Одно неприятно: влезать в чужую семью. Хоть порой браки в подобной среде держатся отнюдь не на привязанности, а на деловых связях…

Что ж, послушаем, а там решим, что делать.

– Кристофер! – словно выплюнула дамочка. – И держись от него подальше! Между прочим, слухи о разводе, если ты из-за них на него нацелилась, распущены им же; журналисты всё врут! Никакого развода, потому что я беременна! И уж теперь-то Крис от меня не отделается.