Филипс прочитал:

Стихотворение не поместилось на одной стороне листа, и чтобы прочитать последнюю строчку, его пришлось перевернуть. Том снова и снова вчитывался в строки, которые было столь неожиданно встретить среди других, более приземленных записок.

Внезапно, по телу прошла дрожь. «Нет. Этого не может быть! Не может быть!». Записка чуть было не выпала из рук. «Этого просто не может быть!». От волнения слова заплясали в его глазах. Но сколько бы раз капитан не перечитывал строки, написанные неизвестным автором, их первые буквы складывались в имена «Том», «Мегги», «Рон»; «Том», «Мегги», «Рон» и снова «Том», «Мегги», «Рон». Филипс уже хотел позвать сына, но строки на листке неожиданно стали выцветать, пока все, одна за другой, не исчезли. Через несколько минут лист был абсолютно чист, но капитан по-прежнему не отводил от него взгляда. «Кто, когда и, главное, зачем отправил это послание? Следует ли о нём рассказать Рону? Да, и что он может рассказать сыну, если послание уже исчезло? И почему оно пропало так быстро? Видимо, тот, кто его оставил, хотел, чтобы послание дошло только до доктора? Тогда, получается, и полковнику Моррону о нем говорить не следует? Интересно, а что с другими записками?».

Стараясь не выдать волнения, Том аккуратно сложил листок вчетверо и положил в карман комбинезона. Вынул наугад одну из них и развернул, перечитал текст. Слова были на месте. Капитан, не спеша, стал доставать из колонн и разворачивать одну за другой записки, но все они были по-прежнему полны ребячьих просьб. Похоже, та была единственной.

Филипс перевёл дух.

– Сержант! Полагаю, что задание выполнено. Мы узнали всё, что хотели или, по крайней мере, могли. Предлагаю захватить с собой ещё несколько записок и возвращаться.

– Согласен, сэр! – по-военному кратко ответил Рон.

Разведчики ещё раз бросили взгляд на ротонду, которая вместе с садом, оврагом и рекой на их глазах начала превращаться в старую выцветшую фотографию и вскоре пропала, чтобы остаться только в воспоминаниях.

Они не видели, как на другом берегу реки от ствола высокой, почти десятиметровой сосны отделилась маленькая черная точка и начала подниматься вверх по склону. Это был человек. Пройдя несколько метров, человек остановился и прислушался, затем упал в снег и какое-то время лежал, не двигаясь. Пока с запада, со стороны серых и унылых однотипных домов, маленькой и пронзительно яркой точкой не вылетела крылатая ракета, и, вонзившись в береговую ротонду, подняла столб пламени, земли и снега. Когда звук от взрыва, прокатившись по реке, ударился о стену леса и откликнулся эхом на городском берегу, человек поднялся, отряхнулся и продолжил свой путь. Он не удивился тому, что произошло. Поскольку знал, что Империя всегда и во всём идёт до конца и свидетелей не оставляет.

Рон был военным и понимал, что сведений, которые им с отцом удалось собрать в Вятке, было недостаточно. Вот, если бы они смогли обнаружить и уничтожить гнездо повстанцев, это было бы другое дело! Но рапорт, состоявший из слов «не видел», «не встречал», «не слышал», «не знаю», вряд ли мог удовлетворить полковника Моррона. Хорошо, что хотя бы удалось обнаружить записки, и вдвойне хорошо, что «прыжок» был недолгим, и не все из них успели выцвести. Потому что было бы странно показывать в качестве главного трофея и доказательства проделанной работы обычные чистые листки, пусть и двухвековой давности.