– Все в порядке, милая, – заверила я Амели.

– Нет, – тяжело вздохнула Амели, – я вижу, что не все. У температура, а это значит, что с кем-то случилось несчастье.

Амели всегда была мудрой и проницательной девочкой и верила в паранормальные явления. У нее попросту не было выбора, ведь многие ее родственники, включая меня, обладали способностью перемещаться во времени. Однако она не просто верила в то, что за одно мгновение можно преодолеть временной отрезок длиною в сто лет – сама мысль о том, что мир устроен не так, как нам объясняли в школе, доставляла ей невероятное удовольствие. Думаю, дело в том, что Амели, несмотря на изнеженную внешность и смиренный нрав, всегда была бунтаркой. Полагаю, если бы она обладала нашим семейным даром, то непременно бы им воспользовалась.

– Только не вздумай молчать, – продолжала Амели, сделав еще один глоток шампанского. – Расскажи мне, что ты видела.

Амели была одной из немногих, кто верил в мои сны. Вчера я видела Бернара. Он стоял передо мной в свадебном костюме и с огромным букетом в руках – как вдруг поднялся страшный ветер и его унесло в неизвестном направлении. Я страшно волновалась за моего мальчика, хотя и прекрасно понимала, что если он стал жертвой временного коллапса, я ничем не смогу ему помочь.

– Милая, – произнесла я, положив руку на плечо Амели, – думаю, у нас проблемы.

Амели приподняла брови, убрала волосы за ухо – это был ее обычный жест в любой стрессовой ситуации – и отставила в сторону бокал с шампанским.

– С Бернаром случалось что-то ужасное, – продолжала я, – боюсь, мы больше никогда его не увидим.

Я проснулась от солнечных лучей, пробивающихся в комнату сквозь полупрозрачные занавески. Ивонн поселила меня в комнате Камиллы. Здесь все было обставлено мебелью фисташкового оттенка, а из окна открывался вид прямо на Музей Средневековья. Мне было немного неудобно перед Камиллой. Она отправила меня в свое время, чтобы я встретила Бернара, а вышло так, что я заняла ее место. Ивонн было одинако. Она потеряла всех своих близких. За один день ее жизнь изменилась так сильно, что она даже не смогла осознать того, что с ней произошло. Я дала себе обещание, что стану ей хорошим другом. Она ведь нуждалась в поддержке гораздо больше, чем я.

Я приподнялась с постели, протерла глаза и внимательно осмотрелась по сторонам. Когда накануне вечером моя голова коснулась подушки и я почувствовала, как мой мозг начинает отключаться, у меня вдруг возникло ощущение, будто все то, что мне довелось пережить за последние несколько суток: разговор с Камиллой, путешествие в двадцать первый век, встреча с мамой Бернара может оказаться просто фикцией. Однако все было правдой. Я проснулась в комнате, где когда-то жила Камила, а с кухни доносился запах свежих тостов.

Я вспомнила, что у меня нет ни чистого белья, ни домашней одежды (я ведь путешествовала налегке), как вдруг мой взгляд остановился на пуфике, стоящем прямо у окна. На нем лежала розовая пижама, по всей видимости, принадлежавшая Камилле, и постиранное белье. Ивонн обо всем позаботилась. Кажется, у меня появилась мать, которой мне так не хватало в детстве, в юности и даже в молодые годы.

Я облачилась в пижаму, сделала пару вращательных движений руками и услышала голос Ивонн, который доносился с кухни. Предположив, что она разговаривает со мной, я спешно вышла из комнаты. Когда я вошла на кухню, то обнаружила, что Ивонн, в самом деле, разговаривала, но не со мной. У нее в руках был маленький черный аппарат, видимо, исполняющий функции домашнего телефона.

– Я просила тебя не звонить мне, Лоретт, – сурово произнесла Ивонн в аппарат.