Передо мной на столе лежит новый ежедневник. Я смотрю на его белые, ещё ничем не заполненные страницы… Однажды в детстве, кажется, лет в одиннадцать, я поняла, что родилась, чтобы быть счастливой. Я вдруг ощутила это настолько ясно, так же как было ясно летнее небо надо мной. И одновременно осознала, что счастье для меня – это прожить жизнями разных людей, почувствовать их, соединить в себе, и через любовь к каждому человеку расти самой и расширяться бесконечно.

Это было очень сильное, пронзительное ощущение присутствия меня во всём. Удивительное ощущение. И иногда, когда я вижу нового человека с особой энергией, или попадаю в новое место или держу перед собой новый ежедневник, я снова и снова ощущаю то самое чувство, прожитое мной тогда в детстве. Наверно, это можно назвать расширением или просветлением. Или радостью, что ты начинаешь нечто абсолютно с белой, чистой, новой страницы. На ней еще нет помарок, замечаний, ошибок, двоек, перечёркиваний и, одновременно с этим, на ней есть целая вселенная, целый мир того, что ты можешь создать сейчас.

И тут вдруг что-то начинает открываться внутри меня… Высвобождаться, расширяться, и этому чему-то требуется именно сейчас дать форму. Стихи начинают ложиться на бумагу, нестройные, но это стихи, а ведь последний раз я писала стихи лет пятнадцать назад. Мне тогда было восемнадцать. Первый курс МГУ, первый любовник, первая своя комната на Чистых прудах, первая работа. И в этот самый миг, когда я подбирала слова, огромные кованые черные ворота нашей гостиницы раскрылись, и через двор ко второму корпусу полился поток семей. Ага, приехал второй заезд Косатки. Папы тащили сумки и чехлы с ластами. Мамы несли детей в слингах или вели их за руку. Рядом с Косаткой шёл невысокий, худощавый, чуть выше среднего роста, но с широкими плечами, и длинными, выгоревшими на солнце русыми волосами и бородой мужчина с рюкзаком, ластами, сумкой. Почему-то он показался мне знакомым и как будто ярче других.

О, а вон Андрей с Таней идут, ничего себе, у них уже трое детей, а тогда была только одна дочка в Дахабе, ну надо же какая земля круглая!

Привет, привет!

Андрей задерживается возле меня – высокий, с тёмной бородой и светлыми, выгоревшими на солнце волосами мужчина. Улыбается. И я мгновенно вспоминаю, как мы познакомились с ним и его семьёй в Дахабе в семейном лагере Касатки четыре с половиной года назад. Он приехал собранным, подстриженным менеджером высшего звена с белым воротничком, а уехал растрепанным, загорелым фридайвером с блеском свободы в глазах. За две недели пронырялся до шестнадцати метров, научился продуваться, страховать. И вот идет сейчас, волосы длинные, загорелый, на ноге и руке появились татуировки, на запястье специальные подводные часы Суунто. Я такие же своему мужу дарила на Бали.

А вот и Ольга Ковалевская. Еще одна знакомая и тоже с семейных лагерей Косатки. Фотограф, блоггер. Боже, как же она поправилась. Тащит жирного, в складочках, младенца в слинге, ещё один из её мальчишек цепляется за руку, а самый старший, я только его до этого и видела, впереди, тащит большой рюкзак. Бегу к ней:

– Не ожидала тебя здесь увидеть.

–Да, – Ольга, прищурясь, смотрит на меня, по-московски цедя слова сквозь зубы, будто совсем не рада видеть. – Я уже две недели в Крыму. До этого жила у Яны в палатке на йоговском семинаре, сейчас – сюда, к дельфинам, потом снова к Яне, буду вести малышовскую йогу во время твоей сказочной смены у неё.

– Да уж, весело, – подражая Ольге, я тоже почти не разжимаю губ. – И все это время одна? А твой муж где? С тобой?