) Отправь его куда-нибудь на самосвал… Такие вещи оставлять нельзя! Кубич, я права?

КУБИЧ. Ну!

Крюкова уходит. Настя сидит калачиком в кресле, и мужчины забывают о ее существовании.

КРЮКОВ. Значит, уже дошло до автобазы…

КУБИЧ. Это у нас мигом…

КРЮКОВ. Ты мне должен помочь.

КУБИЧ (смеется). Чем? Как?

КРЮКОВ. В конце концов, в смысле моей партийной честности, я думаю, сомнений нет?

КУБИЧ. Ты забываешь время…

КРЮКОВ. Какое там время! Если вы там скажете, чтоб меня не трогали, – не тронут.

КУБИЧ. Никто сейчас на это не пойдет…

КРЮКОВ. Ты пойдешь…

КУБИЧ. Во-первых, нет… Не пойду… Во-вторых, даже если бы… Мое слово не в счет… Мы приятели.

КРЮКОВ. Ну понизьте… Объявите выговор… Что, нет приемлемой системы наказаний?

КУБИЧ. Ты знаешь этих мальчиков, у которых 140 в месяц и которым сказали «Ату!».

КРЮКОВ. Переадресуйте их пыл. Мне вас учить?

КУБИЧ. Не надо.

КРЮКОВ. Если человека моего ранга, коммуниста без единого выговора, можно хватать и носить в зубах, то я не знаю, что будет завтра…

КУБИЧ. Я тебе так скажу: надо уметь проигрывать, ты потерял бдительность. На тебя такое досье!

КРЮКОВ. Откуда? Откуда оно взялось? Я такой же, как был пятнадцать, двадцать лет тому назад! Я живу и думаю точно так же! Ничто не изменилось! Понимаешь, ничто! Кроме того, почему-то именно в моих делах сочли нужным ковыряться, а не в твоих, к примеру…

КУБИЧ. Давай договоримся сразу. У меня с твоим делом – ничего…

КРЮКОВ. О!!!

КУБИЧ. И не вздумай! Не вздумай!

КРЮКОВ. А это я посмотрю… Мне ведь еще никто ничего не предъявлял… Досье! Интересно откуда? Развели сексотов, теперь сами хлебаем…

Выходит Эльза с сумкой. Видно, что сумка снова тяжелая. Она ее едва несет.

КУБИЧ. Идемте, Эльза, я вас подброшу.

ЭЛЬЗА. Такое вам спасибо, такое!

КУБИЧ (Крюкову). Обмозгуй всю картину со всех точек зрения… Даже самой крайней…

КРЮКОВ (гневно). И не подумаю!

Эльза и Кубич уходят.

НАСТЯ. Папа, а что случилось такого?

КРЮКОВ. Ты? А я думал, на кресле что-то лежит…

НАСТЯ. Я лежу… Лежу себе и лежу… Чего тебя Кубич пугал?

КРЮКОВ. Потому что пугало.

НАСТЯ. Я знаешь, что придумала? Эту тетку, что собаку переехала, надо отдать под суд. И судить по телевизору, чтоб все, все, все видели… И посадить ее лет на двадцать пять…

КРЮКОВ. Таких сроков уже нет.

НАСТЯ. Это почему же?

КРЮКОВ. У нас гуманный суд.

НАСТЯ. Ничего себе порядки! А сколько самые большие?

КРЮКОВ. Пятнадцать лет.

НАСТЯ (разочарованно). Всего? Ну даете!

КРЮКОВ. Пятнадцать – что, мало?

НАСТЯ. За жизнь животного мало!

В халате, в чалме входит Крюкова.

КРЮКОВА. Какой здесь противный запах! Эти холлы абсолютно негигиеничны. Сейчас строят новые дома… В холле – стеклянный эркер. Нарядно и свежий воздух. Имей в виду. Мне тут уже надоело…

КРЮКОВ (насмешливо). Может статься, что твое нетерпеливое желание поменять обстановку будет удовлетворено много быстрее.

КРЮКОВА (радостно). Да? У меня сегодня была редкая игра… Редкая! Ты же знаешь, я не очень люблю своего комиссара… Эта вся роль через преодоление себя, женского… Мне просто бывает необходимо выйти из собственной шкуры… Я это не люблю! Мне холодно без шкуры! А тут… Ввели в спектакль на роль Алексея мальчика… Такой весь тоненький… А силища… Невероятно! И я почувствовала, что она – комиссар – тоже женщина. И так стало удобно, уютно… Так все пошло-поехало…

КРЮКОВ (задумчиво). Как все в жизни. Женщине – мальчика… Мальчику – ату…

КРЮКОВА. Какое ату?

КРЮКОВ. Свои мысли… Значит, пошел у тебя комиссар? Ну и слава Богу! Я тебя в этой роли не люблю… Кожаная, скрипишь, басишь… Рэ-во-лю-ци-о-нэр-ка…

НАСТЯ. А я видела, как собачку задавили… Такой ужас…

КРЮКОВА (