Отцы говорят: Церковь – Мать, рождающая людей для жизни во Христе, она ведет к порогу Царства, несет дары, которые дают им вырасти в меру возраста полноты Христовой (Еф. 4: 13). Какова же мера этой «полноты»? Что разумел апостол под «возрастом Христовым»? И как соотнести «возраст полноты» с обращением в детство, на котором настаивает Христос?

Взрослая мысль, даже и напитав себя «сокровищами премудрости», как-то всегда недослышит Его слова. Она не спорит, она, в общем, согласна; да, «умалимся», на злое будем младенцы[57], но остановиться перед загадкой той вести ей некогда, она идет в рост, восходит к незыблемой доктрине, этике, гомилетике[58], «власти ключей», Первому Риму, Третьему Риму и прочим важным державным делам, от «малых сих» отстоящим, однако, несколько поодаль. Но что, если нам, далеко не восходя, не взрослея, задержаться здесь, у подножья евангельских слов? Разбить палатку у них в окрестностях, сделать привал на пути к вершинам церковного разума? Не для того, чтобы найти некий скрытый ров между евангельским детством и достигнутой полнотою истины, но лишь довериться живому голосу Христову, улучить его тепло.

Начнем с одного из самых весомых свидетельств Предания. «Вот почему, – говорит святой Иоанн Златоуст, – Христос и сказал: Таковых есть Царство Небесное, чтобы мы по свободной воле делали то, что дети делают по природе»[59].

«Будьте как дети, – комментирует архиепископ Иоанн Шаховской, – будьте чисты; будьте с их верой без рассуждений и обходов. Идите за своим Учителем. Не просите, если говорят вам „нельзя“, не спорьте, не надейтесь на ум свой, не противоречьте и не доискивайтесь. Положитесь на учащего вас Евангелием и помните, что ничто вы без своего Создателя… Любите Отца вашего небесного, как ребенок любит мать свою»[60].

Что ж: полезно и умно. Но Христос говорит: Если не обратитесь, если не умалитесь… Умалиться как? Обратиться – в кого? Означает ли это: повинуйтесь доброй морали, станьте послушными, смиренными как овечки, кроткими как крольчатки, а иначе, мол, пеняйте на себя?.. Но, отцы и учители, у детей вовсе нет таковых благословенных свойств! Вправе ли мы переносить на них нравственные законы грешных, впавших во взрослость, умноживших печаль от многознания и опыта? Малым подобает расти, насыщаться днями, доискиваться до всего на свете. Обращение в детство взрослых в устах Слова Божия означает нечто большее, чем послушание и смирение, с которыми у детей дела обстоят вовсе не так хорошо. Не идет ли речь о стяжании какого-то иного дара Христова, вложенного в каждого из нас?

Когда ребенок был ребенком,

было время таких вот вопросов:

почему я – это я, а не ты?

почему я здесь, а не там?

Когда начинается время,

и где пространство кончается?

Существует ли зло и есть ли

вправду плохие люди?

И как так может, чтобы я, который есть,

не был прежде того, когда я стал?

и как однажды я, который есть,

Не буду больше тем, кто я есть?[61]

Обращение в детство в устах Слова Божия означает нечто большее, чем послушание и смирение взрослых, ибо с такими вещами у детей дела обстоят совсем не хорошо. «Каждый новорожденный являет собой новое отображение Бога, чуть затемненное грехом непослушания» (святитель Николай Сербский)[62]. Не идет ли речь в Евангелии о возвращении к какому-то иному дару Христову, изначально вложенному в каждого из нас? Это дар нового рождения, обретаемого взрослым через преодоление груза греховности.

Обратитесь,вернитесь в Любовь, через которую вы пришли в бытие, к первозданной одаренности Богом, которой наделен каждый из нас. Иисус говорит не о «воспитании чувств», но о чем-то более существенном: о возвращении к той человечности, в которую заронен замысел Творца о людях, что сквозит и тайно светит через «дитя». Эта исходная одаренность открывает для нас и детскую, вернее, детствующую природу Его Церкви.