Ничего не могу поделать: не хочу исправлять чужие ошибки. И ещё это называется «нести ответственность за другого человека», а я и в себе-то не уверена. Однажды во время кастрации кота особым закрытым способом семенной канатик ускользнул вглубь, и оттуда щедро хлынула кровища: до сих пор помню адреналиновую бурю, которая накрыла меня изнутри. На счастье, канатик убежал недалеко, его легко удалось достать зажимом и перевязать, но это чувство ужаса и совершения ошибки навеки засело в глубинах моего подсознания. С тех пор закрытый способ кастрации на котах я практиковать суеверно не рискую…

Кот просыпается от наркоза.

Тоже он.

– Значит так, – говорю я погрустневшей Вике, когда кот упрятан обратно в переноску. – Иди сейчас на улицу и нарви листьев одуванчика.

Удивлённо поднимает брови.

– Ну, начало-о-ось! – вздыхает, посмеиваясь, Ира от соседнего стола.

– Давай, давай, – уверенно подначиваю Вику, – ты же хочешь научиться ставить катетеры?

Сейчас глубокая осень, но найти одуванчики ещё можно.

Вика молча уходит и вскоре возвращается с пучком листьев, зажатых в руке. Для тренировки выделяю ей катетер. Он представляет из себя два клапана с крышечками и пластиковую трубочку, которую надо провести в вену. Для облегчения этой процедуры внутрь трубочки вставлен проводник – острая металлическая игла. Суть в том, чтобы как можно более безболезненно проткнуть кожу и стенку сосуда, затем чуток оттянуть иглу-проводник на себя, чтобы не прободяжить вену насквозь и, наконец, аккуратно протолкнуть трубочку в вену, неподвижно придерживая при этом иглу. Причём одновременно приходится и держать лапу кота, и манипулировать с катетером, так что все эти «протолкнуть» и «придержать» осуществляются, соответственно, пальцами одной руки. Само собой, кот содействия не проявляет, во время прокола кожи неизменно дёргается, и я его отлично понимаю. Поэтому опытные врачи намастыриваются делать прокол кожи резким, но коротким толчком – максимально безболезненно.

Ну и в завершение всё это приматывается пластырем: не слабо, чтобы не отвалилось, но и не туго, а иначе лапа отечёт из-за нарушения лимфо- и кровотока.

Некоторые врачи умудряются проделать данную процедуру в одиночестве, но, если нет специальной фиксирующей сумки, нужен хотя бы один помощник, который сможет подержать животное. Особенно если оно буйное.

Подробно объясняю технику Вике. Затем показываю на одуванчике, проводя катетер в жилку листа. Я сама училась на одуванчиках, так что вот…

– Хорошо, когда вена толстая, упругая, наполненная кровью – её можно с лёгкостью обнаружить, – поучительно вещаю я. – Другое дело – какой-нибудь мелкий дрищ, да ещё в шоке или с кровопотерей – у таких постановка катетера в вену равнозначна демонстрации чуда. В конечном итоге всё упирается в опыт.

– Поняла, – неуверенно отвечает Вика.

– Ну, давай, покажи, как поняла, – я беру в руку очередной лист одуванчика и держу, прижав его к большому пальцу своей руки. – Это, типа, кот и его лапа.

Дрожащей рукой Вика берёт меня за палец, и как только катетер неуверенно касается жилки листа, я резко дёргаюсь и весело ору:

– МИ-И-ИЯ-У-У!

Вика с ужасом подпрыгивает вверх, катетер летит в одну сторону, одуванчик – в другую, а я громогласно хохочу. Ира шумно, демонстративно вздыхает.

– В общем, учитель из меня так себе… – говорю испуганной Вике, отсмеявшись. – Ты, главное, тренируйся. Одуванчики не кусаются. А если хочешь научиться быстро и красиво шить, то сговорчивее «пациентов», чем куриные окорочка, сложно себе представить. Внутрикожный шов на них отрабатывается изумительно.