– Мне достаточно иметь своих людей на местах.

– Интересно. А я вхожу в касту ваших людей?

– Все зависит от вашего внутреннего голоса.

Промышленник помолчал и посмотрел в глаза Александру:

– И что же я должен делать?

Александр так же посмотрел ему в глаза:

– Прежде всего, не мешать.

Промышленник долго выводил по столу пальцем замысловатые фигуры. И когда поднял глаза, Александр понял, что они уже партнеры, но он все еще сомневается и борется со своим внутренним убеждением. И тогда Александр сказал:

– По некоторым особенностям вашего поведения я вижу, что вы одинокий человек. Одинокий в своих убеждениях. Это не делает вас богаче, ибо вы и так богат, но делает вас уязвимее. Вы представляете собой человека особой порядочности.

Он добавил:

– Я тоже очень одинок.

И Александр стал говорить. Говорить, так как он умел. Убеждая и увлекая за собой собеседника.

– Я рад своему одиночеству, потому что человек приходит в этот мир один, и несмотря на свою жизнь, в конце концов, так же остается один. Как бы сильно не желал другого. Так пожелал Совершенный. У каждого свое одиночество. Такая ответственность перед Совершенным. И у каждого свой Совершенный, свой Бог.

Иногда я думаю, если бы я умер, то моя душа смогла бы дотронуться до чужих мыслей и передать им свою боль. Вот только зачем им моя боль? Ведь она всего лишь моя. Я ее так понимаю, а значит это моя проблема. И если я люблю своих детей, то это тоже моя проблема. Мои душевные муки не должны передаваться им, они должны быть счастливы. Во мне это живет простым родительским инстинктом. У каждого свой ад. И мои муки за детей, это мой ад. И больше ничей. И мне ничего не остается делать, как искать в этом наслаждение. Иначе можно сойти с ума. И порой мне так и кажется, что я давно из-за своих страхов сошел с ума и продолжаю держаться на одних только страхах. И это давно не только боль. Это мое удовольствие. Я упиваюсь этой болью, я в ней прячусь. Я бегу от всего. В самого себя. Любому человеку не хватает материнской любви, и я так же одинок без этого.

Александр улыбнулся:

– Но я не хочу, чтоб у вас появилось предчувствие несчастья.

Он побарабанил пальцами по столу. На нем появилось изображение марса. Картинка разрослась, и пересекаясь с хвостатыми кометами, стала стремительно приближаться. Уже можно было различить громадные обрывы в красной породе, необъятные пустыни, посеченные линиями дорог. Показалось желтое плато, и наконец, приблизились белые крыши одинокого здания. Картинка замерла, заморгала и пейзаж начал разворачиваться в голографию. Через секунду перед ними предстало захватывающее зрелище. Прямо на столе, на краю скалистого плато, возвышался массивный замок с величественными арками и шпилями. Строение венчалось куполами, на которых стояла золоченная статуя пророка мухаммада. Изображение мерцало и двоилось, но было хорошо видно, как по стенам из полированного камня бродила стража. На башнях виднелись голубые бронзовые статуи.

На краю четырехкилометрового обрыва, сверкал алмазом изумительный замок клана Александра, одного из повелителей мира. Говорили, что декоративные балки из красного дерева в зале приемов доставляли из берегов амазонки. Двенадцать больших залов украшали королевская мебель, персидские ковры, полотна известных художников, коллекции хрусталя, оружия и монет. В замке находилась античная библиотека и архив королевства. Но особой гордостью были двенадцать апостолов из иерусалима. В рост человека, они были отлиты из золота и инкрустированы драгоценными камнями. Хранились скульптуры в замковых подземельях, шахты которых выходили в обрыв огромного ущелья. Вход в хранилище был позволен только по разрешению самого императора и его доверенного слуги. И демонстрировали их наиболее знатным гостям, представляя как символ могущества империи. Правое крыло дворца было отведено под научный центр, где хранились рукописи многих народов. Это была и академия наук и место жительства ученых. И аналитический центр со школами по изготовлению особых приборов. Здесь трудились одаренные. Сосредоточение талантов в одном месте порождало проекты и открытия, которые приносили славу, и глядя на все это сказочное богатство, казалось, что и империя и сам император несокрушимы.