Скосила взгляд в бок, показывая на что-то за своей спиной, попыталась отодвинуться, сморщилась, как от сильной боли. Олег заглянул через голову сидящей. Там, между стеной и детским шкафчиком – обычным, садиковским, с рисунком на дверце, – жался мальчонка лет пяти от силы, глядя огромными глазёнками на человека в чёрной форме, в полной амуниции. Пугающее должно быть зрелище для ребёнка.

– Я его спрятала, – прохрипела девушка, поясняя, зажмурилась.

– Понятно, – кивнул Олег, попытался перехватить девушку, в ответ услышал отчаянный писк. – Ранена? – уточнил он, только заметив, что на синем рукаве форменной куртки проступило бурое пятно крови.

– Врач, нужен врач! – крикнул Олег, вставая.

Мальчика почти сразу выхватили из укрытия, подхватили на руки, понесли на улицу, тот не издал и звука, лишь с интересом разглядывал происходящее, хмурился чему-то своему, напоследок помахал девушке.

– Тина? – Олег услышал мужской голос за спиной. – Молодой человек, отойдите, не стойте, как памятник собственной беспомощности, – продолжил немолодой уже фельдшер скорой, оттесняя здоровенного СОБРовца, не выражая и толики почтения к власти и силе. – Девочка, что тут?

– Эй! – рявкнул за спиной командир, показывая жестом, что пора уходить.

Своё дело они сделали. Пришла пора заслуженных и не очень люлей. Захват детей, ликвидированный террорист, второй с побоями, которые, ясно дело, не сам себе нанёс, два раненых заложника – это то, что известно Олегу, – и толпа свидетелей всей этой вакханалии.

Им звиздец…

Никогда прежде я не бывала в больницах. Вернее была, и не один раз, на практике, с сестрёнкой, когда та пневмонией болела, к маме приезжала, но в качестве пациентки очутилась в первый раз.

Не так и плохо оказалось. Палата просторная, с двумя большими окнами с жалюзи, стены в жизнерадостный персиковый цвет выкрашены, четыре удобные медицинские кровати, пациентов, включая меня, всего двое. Врачи внимательные, вежливые, участливые, медсёстры ласковые, все улыбаются, жалеют, сочувствуют, еда в столовой – и то сносная. В супе попадалось мясо, в каше масло, компот и вовсе был вкуснейший. Не посещали бы меня сто раз на дню, посчитала бы санаторием.

Но меня посещали, постоянно, увеличивая усталость и нервное напряжение в геометрической прогрессии, вынуждая вздрагивать от каждого открытия двери.

Сначала пришёл дознаватель – молодой мужчина, въедливый как червь. Долго расспрашивал кто я, откуда, где родилась, с кем жила, на кого училась, почему, как очутилась там, где очутилась. Что видела, слышала, чем нюхала, что именно, с какой частотой дышала, с какой целью.

Не успела отдышаться, как явился ещё один, на этот раз женщина. Снова пришлось рассказывать, кто я, откуда, где родилась, зачем, и что по этому поводу думаю.

Чуть позже появился следователь, дотошно расспрашивал, что именно происходило в те злосчастные минуты, которые я находилась в раздевалке захваченного детского сада. Что помню о нападавших, детально, посекундно. Как проходил штурм, кто где стоял, куда бежал, как дышал, что в это время делала я…

Складывалось впечатление, что я не свидетельница, не потерпевшая, даже не соучастница преступления, а зачинщица. Вся моя жизнь была положена на то, чтобы оказать содействие мудаку, захватившему детей в заложники. Мало того – именно с этой целью я появилась на свет.

Ай да я, ай да сукин сын, вернее дочь!

Я окончательно запуталась в именах, званиях, должностях приходивших. Начала подозревать, что да, я виновата. Во всём! Начиная с самого факта моего рождения, заканчивая тоном, которым разговаривала со следователем.