"Ненавижу тебя. Ненавижу!", – транслирует мой.

А что именно обещает его – черный, злой, жгучий – я боюсь даже думать.

Впрочем, смотрит он на меня недолго, в какой-то момент словно теряет всяческий интерес. Вынимает из моей вспотевшей ладони ручку чемодана и первым выходит из дома. А потом произносит словно в пустоту:

– Пошли.

5. Часть 5

Коттедж Юнусовых – большой трехэтажный особняк, находится преступно близко, всего в восьми домах от нашего чуть ниже по улице. Когда-то на его месте стояла обычная лачуга, у Ратмира и его сестры даже комнаты отдельной не было, жили они небогато. Но потом в какой-то момент глава семьи набрал долгов, и на свой страх и риск открыл свое первое дело – небольшую лавку на рынке с восточными сладостями, и бизнес его неожиданно пошел в гору.

Спустя одиннадцать лет Нодар Юнусов купил весь рынок, а вместо лачуги теперь красуется неприлично огромный дом...

Ратмир шагает впереди, таща за собой мой небольшой чемодан с вещами. На меня не смотрит и вообще ведет себя так, словно меня здесь нет.

– Язык проглотил? – произношу первой и сама же пугаюсь своей неожиданной смелости.

Раньше бы я ни за что не рискнула вот так нарываться, но после вчерашней картины во мне словно что-то поменялось. Теперь я знаю его секрет, он по-прежнему гуляет по девкам, и я знаю точно, что дядя Нодар придет в ярость, если узнает, что его сынок, который помолвлен, изменяет будущей жене.

Старший Юнусов такой же как мой отец – за традиционные семейные ценности, достоинство и честь. Правда, как бы он не порол в детстве Ратмира, он все равно умудрился вырасти форменным ублюдком, который считает, что ему все должны.

– Язык проглотил, говорю? – повторяю сказанное, и Юнусов, остановившись, оборачивается на меня.

На его до отвращении красивом лице смешались удивление, озадаченность и злость.

– Что ты сказала? Повтори.

– Я и так дважды повторила, – мне страшно, но я делаю вид, что это не так. – Вообще-то, я не пустое место.

– Для меня ты именно оно, – выплевывает он. – Тебя мне навязали. По собственной воле я бы даже в сторону твою не посмотрел.

Сказанное им задевает, становится так обидно, что на глаза наворачиваются предательские слезы. Но я не даю им пролиться. Слишком большая будет для него честь.

– Как и тебя мне. Видеть тебя не хочу!

– Так не смотри! – ухмыляется он и возобновляет шаг.

Но я смотрю. Смотрю на его маячавшую впереди широкую спину и так хочется поднять с земли самый тяжелый камень и…

– Зачем тогда указываешь мне, как мне выглядеть и что носить, раз я пустое место? – никак не могу уняться. – Если я никто, так и не лезь ко мне!

– Раз ты моя будущая жена, – чеканит сквозь зубы он, – значит, будешь делать то, что я сказал.

– С чего это вдруг?

– С того, что я так хочу.

– Еще чего! – выкрикиваю я, и он снова останавливается.

Утро совсем раннее, свежее, тихое, на улице никого. Точно ведь кто-то услышит…

– Ты не имеешь права так разговаривать со мной, – шипит он, и в темных глазах просыпается ярость. – Никогда. Поняла меня?

– И что ты мне сделаешь? – показушно смело иду на рожон. – Побьешь? Да мой отец закопает тебя, если ты меня хоть пальцем тронешь. И ты это знаешь!

– Трогать? Тебя? – лица касается оттенок брезгливости. – Да я к тебе даже не прикоснусь. Я не настолько безнадежен.

В горле неожиданно собирается соленый ком. И эти проклятые картинки из старого заброшенного сада, где он страстно целует Олесю…

– Зачем тогда сказал мне те слова? – все-таки справляюсь с обидой.

– Какие еще слова?

– Когда нас сватали. Ты сказал…

– Ну? – требовательно смотрит в мои глаза. – Что я сказал? Напомни.