– Они знают об этом?

– Даже не догадываются, от твоего согласия все зависит. Ты скоро снова будешь вхож в верха власти.

– А второй вариант?

– Мы арестуем всех сразу, как говорится, оптом. У меня стоит в Улан-Удэ дивизия МВД в полторы тысячи штыков, и в Шахтах и Ростове наберем две-три сотни армейцев из тех самых, что из-под Берлина. Все надежные, точнее сказать, выполнят любой мой приказ, а сконцентрированные в нужное время в нужном месте смогут решить любые предполагаемые дела.

– Значит, такая судьба меня ждет.

– Да, захватим власть и разгоним эту банку с пауками, которые называют себя партийцами, элитой, которая погрязла в интригах и дележе власти. Ты бы, Константиныч, заехал бы в Шахты и поглядел, как у нас все работает. С крайне ограниченными ресурсами мы смогли сделать очень многое для города, а если получить ресурсы всей нашей огромной страны, то такие дела свершать можно. Вот эти люди и придут к власти в стране, возглавив министерства и ведомства, а ты, товарищ маршал, станешь министром обороны, и наведешь порядок в армии, очистив ее от всяких политработников и прочих бездельников.

– Кто-то еще, например, Рокоссовский, посвящен в это?

– Нет, вы единственный.

– Надо думать, но будь готов.

– Есть, товарищ маршал.

Мы попрощались, крепко обнявшись и пожав друг другу руки, и Жуков пошел к себе в гостиницу. Я смотрел ему вслед и думал: «В жизни Жукова было все – победы и поражения, верность и предательство, вознесение и опала. Ему завидовали и ненавидели, его уважали и боялись. Но во всех ситуациях он оставался, прежде всего, мужественным и честным офицером – настоящим маршалом Победы!»

Следующим днем я улетел в Улан-Удэ. Новый год встречал в части. Провели мы предновогодний спортивный турнир, где с чемпионами в суперфинале сыграла команда из офицеров во главе со мной. Естественно, мы победили, наградив себя праздничным ужином. Но новогодний праздник был организован во всех подразделениях части. Мне писали письма и звонили родные из Шахт.

«Кольцов, как ты мог бросить нас одних в Новый год! Когда приедешь, ты же нас накажешь сразу. Приезжай скорее, все мы и дети очень соскучились!» – читал я письма из дома в такой шутливой форме.

После Нового года я отправил комиссию из комполка и ряда офицеров проверить части.

– Как проверять?

– Проверяйте объективно, но не зверствуйте. Думаю, что по вашему приезду и отчету снимем со всех взыскания.

«Товарищ генерал, что-то вы совсем задумались, нет в вас прежнего энтузиазма», – сказал мне командир 1-го полка.

– Так заметно?

– Да.

– Пройдет это, Петрович.

В январе я был вызван в Москву, где снова увидел Сталина, уже в последний раз в жизни.

– Хотел повидать тебя, пришелец, о чем с Жуковым говорил?

– О будущих переворотах.

– Решил подергать судьбу за усы?

– Так точно, Иосиф Виссарионович.

– Удачи тебе!

– Спасибо, товарищ Сталин, она мне пригодится.

Вместе с группой генералов, мы были собраны в Кремле для награждения, которое провел лично Берия. После при личной встрече похлопотал я у Берии за Мохнача Владимира Онуфриевича, нашего выдающегося ученого – биохимика, кандидата химических наук и доктора биологических наук, чьим изобретением мы с успехом пользовались в войну. Он должен был отбывать свой срок до 1956 года, но теперь был досрочно выпущен. Не ожидавший такого поворота Владимир Онуфриевич, выйдя из лагеря, попал в мои цепкие руки и после разъяснения ему перспектив, прибыл в Шахты работать в нашей больнице.

В Улан-Удэ я улетал уже генерал-лейтенантом. По приезду в часть был устроен праздничный банкет. А потом я взялся за тренировки бригады. 1200 солдат тренировались, повышая свои физические кондиции и стрелковую подготовку, особенно доставалось штурмовому батальону и батальону разведки. Я хотел сорваться домой в отпуск, но не мог, необходимо было быть на месте со своей дивизией, ожидая вызова в любой момент.