Попил воды, и сон сморил его под вишней, спелой.

К аскету обращаясь, куропатка тут запела:

– «Поистине живу я ныне сытно, беззаботно.

Еды хватает мне сейчас, не до чего нет дела.

Но вот сомненье меня гложет, хоть и жизнь вольготна,

Что будет в будущем со мной, – я всё переживаю,

Скажи, мудрец, что ждёт меня, ведь знаньем ты владеешь».

Аскет, её услышав, так сказал: «Я точно знаю,

Что если в своём сердце умыслов злых не имеешь,

То никакое зло к тебе пристать само не может,

Поэтому ты и сама зло сделать неспособна».

Сказала куропатка: «Меня сомненье тревожит,

От этого я чувствую себя так неудобно,

Что многие, что в коробе сидят, подумать могут:

«На ней – кровь наша, мы из-за неё в беду попали,

Мы на приманку клюнули, и её жертвой стали».

Лежит на мне ли это зло? Ведь им же не помогут».

Сказал ей Бодхисаттва: «Ты же в этом не виновна,

Так как ты злого умысла во всём том не имела,

Добро злу не мешает, осуждает лишь духовно.

Не остановит зла оно, как это б не хотело».

И её душу успокоил мудрыми словами,

Вину с неё сняв полностью в переживаньях этих,

И перепёлка поняла, что добрыми делами

Нельзя исправить сразу зло, что прижилось на свете.

Тут птицелов проснулся и аскету поклонился,

Приветливыми были оба и друг друга знали,

Но говорить о зле и о добре они не стали

Охотник клетку и свой короб взял и удалился.

Когда в Бенаресе царь Дхананяйя находился,

Народом правил и двором был удовлетворённым,

То Бодхисаттва попугаем вновь на свет родился,

В большую птицу вырос и стал сильным и смышлёным.

Его все звали Радха, брата Поттхападой звали,

Один охотник их поймал, царю их подарили,

Царю понравились они, их в клетку посадили,

Златую, на златом подносе сладким угощали.

Так жили во дворце они, и все им угождали,

Лелеяли и холили их, отзывались лестно,

От зла и всевозможных огорчений ограждали,

Они по всей стране в народе всем были известны.

Прошло немного времени, нашёл в лесу работник

Большую обезьяну чёрную, её назвали

Калабаху, царю в подарок во дворец послали,

Такую редкую и в жизни не встречал охотник.

Людей немало, чтоб её увидеть, приходило,

Её все берегли, о ней все отзывались лестно,

О попугаях двух всё общество как бы забыло,

По всей стране вдруг обезьяна стала всем известна.

Не проронил слов Бодхисатва о происходящем,

Так как уже постиг он мудрость от Будды познания,

Но его юный брат далёким был от пониманья

Того, что мир наполнен вечным всем и преходящем.

Никак не мог он прояснить причину измененья,

Что обезьяну вдруг возвысили, а их забыли

Их слуги в клетках, как простых, оставили в забвенье,

А обезьяну сладким угощением кормили.

Сказал он Бодхисатве: «Нами здесь пренебрегают,

Но почему тогда должны мы в клетке находиться?

Забыл нас царь, все слуги обезьяну примечают,

Сбежать нам лучше будет в лес, чем здесь ещё томиться».

Сказал ещё он Радхе: «Всё, что раньше нам давали,

Сейчас жрёт обезьяна и за нас счёт веселиться,

Оставили нас без вниманья, всё мы это потеряли

Тогда зачем нам, здесь страдая, в клетке находиться»?

Ему ответил Бодхисаттва Радха, рассмеявшись:

– «Ты, Поттхапада, не расстраивайся, поразмысли

О том, как ясно посмотреть на мир, не сомневавшись,

И чтоб иллюзия не путала твои все мысли:

Ведь слава и бесславие, как почесть с поношеньем,

Хвала и порицанья, счастье с горем так не вечны,

Меняются всегда, и в своих сменах бесконечны,

Тем более у всех людей с их к жизни отношеньем».

Слова услышав эти, брат сказал всё ж огорчённо,

Не мог он успокоиться, и зависть им владела:

– «Скажи, брат, но зачем нам у царя жить обречённо,

Ведь нам ничто не светит здесь, до нас царю нет дела»?