Огюст Роден
К 1902 году Райнер Мария Рильке, малоизвестный на тот момент, но весьма амбициозный и многообещающий литератор, автор «восьми или девяти книг», а также нескольких драм, которые, по словам самого поэта, «будучи сыграны в Берлине, снискали только ироничные отклики», подошёл, переживая тяжелый мировоззренческий кризис. Даже не верится, что после двух вдохновенных и насыщенных на события поездок поэта в Россию, по следам которых им были написаны две части восхитительного по богоискательскому накалу «Часослова», молодой человек оказался буквально на грани отчаяния: не имеющий постоянного угла, опустошенный, потерявший веру в себя, он ощущал себя «словно мертвец в старой могиле»:
Камилла Клодель. Склонившийся человек.> Фотография начала ХХ века.
«Во мне нет ничего настоящего. Я снова и снова распадаюсь на части и растекаюсь» —
с горечью констатирует своё творческое бессилие поэт. Однако одна надежда всё-таки согревала его «ввергнутую в бездну заброшенности» душу: дело в том, что по счастливому стечению обстоятельств он получил заказ от одного авторитетного издательства написать книгу о своём кумире тех лет – знаменитом своём современнике, «едва ли не величайшим из всех ныне живущих» людей – скульпторе Огюсте Родене.
Как никогда обострённо нуждаясь в духовном наставнике Рильке пишет 01 августа 1902 года восторженное письмо герою своей будущей книги: поэта возбуждает одна только мысль, что в самом скором времени ему будет дано «приблизиться» к гениальному мастеру, исполинской силы творцу и, возможно, получить от него истинный совет, спасительное благословение, причаститься из «рук, творящих величие». На фоне подобной экзальтации кажется вполне естественным, что не будучи даже заочно знакомым с Роденом, Рильке называет его ни много ни мало «мой Учитель»:
«Мой Учитель,
…Я писал Вам из Хазельдорфа, что в сентябре я приеду в Париж, чтобы подготовиться к изданию книги, посвященной Вашему творчеству. Но я еще не сказал Вам о том, что для меня, для моей работы (работы в качестве писателя или, скорее, поэта), будет огромным событием приблизиться к Вам. Ваше искусство таково (я давно это чувствую), что оно умеет давать хлеб и золото живописцам, поэтам и скульпторам:
Огюст Роден. >Фотография начала ХХ века.
всем художникам, которые ступили на путь страданий, не желая ничего, кроме того луча вечности, который есть высшая цель творческой жизни».
Почти с религиозной мечтательностью молодой поэт признаётся Родену в своих «ученических» чувствах к нему:
«Вся моя жизнь изменилась с тех пор, как я узнал, что Вы существуете, мой Учитель, и что тот день, когда я Вас увижу, будет поистине единственным (и, возможно, самым счастливым) из моих дней».
В воображении Рильке Роден предстаёт непререкаемым духовидцем, отцом-исповедником, перед которым неуслышанный миром поэт, добровольно избравший для себя «путь страданий», готов был излить свою душу:
«К моему огорчению, не существует перевода моих книг, чтобы я мог попросить вас бросить на них хотя бы один мимолётный взгляд; и всё же, когда я приеду, я преподнесу вам одну или две из них на языке оригинала, ибо мне важно знать, что некоторые из моих исповеданий обретут своё место среди ваших вещей, окажутся в вашем распоряжении, непосредственно рядом с вами – подобно серебряному сердцу, которое кладут на алтарь чудесного мученика».
В надежде обрести спасительное прибежище в Родене поэт пытается донести своему будущему благодетелю всю невыносимость своего безрадостного существования:
«…До чего же трагичной бывает судьба тех молодых людей, которые чувствуют, что им невозможно жить, не исполнив своё призвание – стать поэтами, художниками или скульпторами, и которые, не находя истинного совета, ввергаются в бездну заброшенности; ибо в поисках всемогущего мастера они не полагаются ни на слова, ни на информацию: они жаждут примера, горячего сердца, рук, творящих величие. Их сердца обращаются именно к Вам».