– Теперь она в порядке, – подытожил Когвил свои действия, отдавая шайбу в руки Адамсу. – Так вы продадите мне эту свинью?

– Да, берите её, мистер Когвил, – спохватился Адамс, а про себя подумал: «пускай забирает эту странную свинью, а то она ещё, чего доброго, что-нибудь получше шайбы проглотит».

Джордж возражать не стал и даже принёс верёвочку для того, чтобы животное удобно было вести.

Когвил соорудил из верёвочки своеобразный поводок и повёл свинью к выходу. Браун и Адамс молча проводили его взглядом. У калитки он остановился и сказал:

– Мне кажется, вы догадываетесь о том, что лучше не рассказывать о нашей встрече кому-нибудь ещё.

И ушёл.

Как только Когвил скрылся из виду, Джордж сказал Адамсу:

– Нам нужно срочно рассказать о случившемся сотрудникам полиции, не знаю насчёт тебя, но я не буду спокойно спать, зная, что у нас на счету будет лежать целая куча фальшивых денег, я считаю… Боб! Боб, ты меня слушаешь?

Но Боб его не слушал. Он очищал перочинным ножиком шайбу: чёрная краска отходила легко под напором металла. Но вот под слоями краски заблестело что-то жёлтое. Шайба стала полностью жёлтой и блестящей.

– Это золото, Джордж, чистое золото, – воскликнул Адамс.

Джордж взял из его рук шайбу, ставшую золотой, повертел ею из стороны в сторону и заметив на одной стороне небольшую впалую кнопочку, нажал на неё. Шайба тут же разверзлась в стороны, больно саданув палец.

От неожиданности Браун выронил из рук странную шайбу. Она упала в солому, подняв в воздух кучу пыли.

– Нет, это не шайба, – с задумчивым видом изрёк Адамс, поддевая вещицу носком сапога. – Это шестерёнка, причём золотая.

Боб поднял шестерёнку с земли и ещё раз осмотрел её.

– Интересно, что обозначают эти буквы, – сказал Адамс, показывая Джорджу две едва заметные буквы Б и Т, выгравированные на одной стороне шестерёнки, – похожи на инициалы.

Джордж посмотрел на буквы и сказал:

– Я не знаю, что это такое, Боб, но сейчас самое время позвонить в полицию.

Когвил подходил к небольшому старому дому, расположенному на утёсе. Здесь уже давно никто не жил. Абрахам привязал свинью к растущей неподалёку сосне и пошёл дальше. Подойдя поближе к дому, Когвил заметил, что единственное окно дома разбито и на траве рядом со стеной в куче осколков лежит стул.

«Рано начал бушевать, – подумал Абрахам, – плохо я его отремонтировал». И толкнул входную дверь.

– Пришёл, негодяй, – констатировал реальность стоявший на двух ногах огромный кабан, нога которого была соединена с одной из стен дома железной цепью.

– Это так ты встречаешь человека, приведшего тебя в порядок после твоих ночных похождений? – отозвался Когвил, снимая куртку и кладя её на стол.

– Каких ещё похождений, Когвил? – спросил кабан.

– Ну как же: нападение на человека, хищение свиньи… Правда потом ты её закинул к фермерам, что свидетельствует о наличии у тебя совести, которой, кстати говоря, быть не должно.

– У меня её и нет, – не стал возражать кабан, – я просто так её захватил…

– И спас от расстрела, – подытожил Когвил, усаживаясь на пол.

Кабан молчал.

– И потом ты полетел в морскую даль, но вышел из строя и непременно утонул бы, если бы я не втащил тебя на катер, – заметил Когвил, – и не хочешь ли ты мне сказать, почему ты вдруг стал летать, говорить и даже чувствовать?

– Ты же сам строил меня, Когвил, – откликнулся кабан, – это я должен спрашивать у тебя, что со мной.

– Да, но все чертежи мне дал Бенджамин Трейтор, он же их и составлял, а я всего лишь построил тебя, Брут. Я мог что-нибудь не учесть или пропустить.

– Трейтор, – произнёс Брут, – я был нормальным кабаном до того, как он забрал меня на «Рифинитуру».