Когда мы легли в постель, Марри спросил: «Can we make sex?»

Мне стало скучно от банальности вопроса и я скромно ответила: «No».

Но Мари был доволен и тем, что я перешла жить к нему и разделила его одиночество, без всякого меркантильного интереса, просто потому, что он мне показался значительным с его полётами на другие планеты. Все в доме ещё больше

возненавидели его. Они были без женщин, а он оказался в числе избранных. Мой арабский друг был тоже не доволен моим выбором, мужчины не любят когда их бросают. Мои обиженные, оставленные арабские друзья нажаловались хозяйке, что я курю. Она пришла и разоралась, чтобы мы выметались. Мари своим красивым мощным голосом истинного американца, актёра, мечтающего о Голливуде, веско пообещал ей, что мы в ближайшие дни съедем, но чтобы она оставила нас в покое. Странное совпадение, что эта старая итальянка через две недели сама ушла на покой, в мир иной, то есть в действительности умерла. Я узнала об этом позже, когда уже две недели жила в другом месте.

Мой интерес и симпатия к Марри наполнили его энергией оптимизма и в

ближайшее время он нашёл какую-то работёнку в кафе. Но денег снимать жильё у него не было, платили через неделю и где-то надо было быть эту неделю.

Поздним вечером мы покинули нашу комнату в деревянном двухэтажном доме итальянки и двинулись по направлению к авеню J, где неподалёку обитал давний друг Марри. Была поздняя осень. Аллеи огромных, могучих деревьев с широченными стволами, отделявшие тротуар от мостовой были усыпаны огромными жёлтыми листьями. Если в Манхеттене поражают небоскрёбы, то в Бруклине необъятные по ширине, уходящие в небо мощные

деревья. Марри как бы озвучивая моё восхищение деревьями, похлопал рукой кору дерево и сказал с задумчивым театральным видом: «I very much love the trees!»/ Я очень люблю деревья/