– Убирайся! – Она замахнулась на него мокрой тряпкой.

– Да ты ведьма, сюка! Когда мне дашь? – нагло ухмыльнулся он и попытался дотянуться до ее груди.

– Отойди от меня, дерьмо! Или получишь в рыло без лишнего базара! – выкрикнула она словами из лексикона Василия. Но он упорно не желал отойти от нее.

– Сама куешь себе капец, наглая ослица! – прошептал он со злым свистом и наклонил к ней свое сморщенное, изрытое в молодости прыщами лицо. – Порядочную из себя не клей, подстилка! Лучше добровольно дай! А то скажу Васке, что пристаешь ко мне, устроит тебе инквизицию. Думаешь, убежишь отсюда? Отсюда можно убежать только на крыльях, но он обломает их тебе. Тебя все равно ждет жребий тех баб, которые здесь закопаны. Так что не ломайся, давай, да почаще! – Он презрительно посмотрел на нее и прижал ее в углу, запустив ей руку между ног.

– Злобная тварь! – Лишена возможности отступить, она со злостью пнула его, но он не убрал руку. Она попыталась вырваться, но, увы, все тщетно.

И в это время в избушку ввалился Василий с полным ведром воды из ручья, который располагался неподалеку и не замерзал даже в морозы. Ситуация стала взрывоопасной. Китаец удовлетворенно хмыкнул и залез в свой угол.

Люба очень надеялась, что выглядит не слишком испуганно, но руки тряслись, и она выронила из рук мокрую тряпку, которой мыла пол. На самом деле ей было очень страшно. У нее пересохло во рту, а китаец вдруг заявил, что она сама этого хотела.

Она была так напугана его словами, что ей вдруг захотелось упасть на колени и завыть, потому что она понимала, чем ей грозят слова подлого Гуя.

– Что это было? – спросил Василий угрожающе тихо. Люба молчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Спрашиваю добром. И ты мне тут дурочку не клей. Если не ответишь, дам волю кулакам, – произнес он. Она лишь судорожно вздохнула. Василий жестом велел китайцу выйти вон. Тот, оставшись совершенно удовлетворенным произошедшим, мигом испарился. Василий склонился и схватил ее за шиворот.

– Ты прекрасно знаешь, что подобные игры оканчиваются смертью. – Не ослабляя хватки, свободной рукой он схватил ее за горло.

– Тебя должны были убить еще там, а ты все живешь благодаря моей милости. Чтобы жить дальше, для тебя существуют лишь мои правила. Теперь тебе придется доказать, что у тебя ничего не было с китайцами, и ты заслуживаешь еще некоторое время жить. Но, если ты действительно приставала к нему, у тебя нет будущего времени.

Василий отпустил ее горло и ждал. Взгляд его ледяных жестоких глаз словно старался пробиться сквозь ее сознание и мысли. Казалось, злоба выжгла из него все доброе, все слова и чувства. Люба откашлялась и потерла горло. Сдерживая рыдания и чувствуя на губах соленые слезы, она молча смотрела на него.

Ей нечего было сказать и незачем оправдываться. Его глаза горели злым возбуждением, его терпение лопнуло, и он с размаху ударил ее в лицо. Она отлетела и так сильно ударилась, что закричала от боли. Она отползла от него и свернулась клубком от страха, вся сосредоточившись на боли. Но его приказания посыпались на нее, и начался настоящий ужас.

– Встать! Встать, я сказал! – Глядя, как она медленно и мучительно поднимается, он рванул ее за волосы.

– Голая!

Она трясущимися руками сняла с себя одежду и встала перед ним. Губы тряслись, рыдание застыло в глазах. Он схватил ее за руку и вытащил на мороз.

– Стоять! – Он вернулся в избушку и вынес ведро ледяной воды, которое только что набрал в ручье. Люба вся тряслась на морозе, тело посинело и покрылось пупырышками. От дыхания в морозном воздухе образовывались облачка пара.