– Сколько вас? – спросил Северианов. – Быстро, ну! Застрелю!!!

– Восемь, – сказал паренёк по фамилии Зудов. – Здесь четверо, один на этаж выше, трое на улице.

– Давно?

– Третьи сутки.

Северианов толкнул ему в руки матроса, прыгнул к окну и в окно. В прыжке каблуками сапог ударил в раму – створки мгновенно распахнулись – только стёкла брызнули, сверкнув осколками. Северианов слетел вниз, на улицу, ну подумаешь, третий этаж, он ведь тоже не из Смольного института, не белоручка, кисейная барышня…. В падении сгруппировался, коснувшись носками сапог мостовой, кувыркнулся через правое плечо, вскочив, на ходу трижды выстрелил по бегущим навстречу солдатам с красными повязками на рукавах. Те быстро и дисциплинированно попадали на землю, защёлкали затворами винтовок. Кто-то появился в оконном проёме наверху, ага, матрос, вот неймётся же ему, казалось бы – придушили – так лежи и отдыхай – нет, в герои рвётся – Северианов навскидку выстрелил – только продырявленная бескозырка подпрыгнула – матрос инстинктивно присел – Северианов бросился бежать. Сзади запоздало и отчаянно-обессиленно прогремело: «Стой! Стрелять буду!»

«Ну-ну, – подумал на бегу Северианов. – Давай, стреляй!». Гулко шарахнул винтовочный выстрел – Северианов даже не оглянулся. Он бежал ровно, спокойно, два шага – вдох, два шага – выдох, – путь отхода был заранее намечен – тридцать шагов по улице, потом —влево, в арку, бросок через стену: подпрыгнуть, захват руками, упор правой ногой, рывок, перебросить тело на ту сторону…

– Стой! – шарахнул выстрел. Противный звук рикошета. – Ага, стою уже! Давай, лови меня!

Выстрелы зачастили. Били с той стороны стены, непонятно только куда, в кого, да и, вообще, зачем – Северианов пересёк улицу – нырнул через проходной двор, и сейчас от преследователей его отделяло метров четыреста. Чтобы догнать – нужно время, пусть небольшое, секунд десять – пятнадцать, только этих секунд у преследователей уже не было. Фатум, судьба, колесо Фортуны… Хотя, какое, к чертям, колесо – обычный расчёт! Он же, прежде чем на явку идти, несколько раз путь отхода прошёл, ножками расстояние проверил. Планида, рок, линия будущего… Подполковник Вешнивецкий вдалбливал как «Отче наш»: «Если ты до полусекунды время выверил, если до последнего вершка ножками маршрут исходил – вероятность случайности, этого самого „русского авось“ стремительно к нулю падает! Как Суворов говорил, помните? Тяжело в учении – легко в бою… Он же ведь не просто так говорил – потому он и Суворов – Великий русский полководец! А поэтому учитесь, юноши, не жалейте пота, чтобы потом кровью этот самый пот не компенсировать. Пот – не кровь, он смывается легко, и следов ранений не оставляет!». Северианов перешел с бега на шаг: незачем привлекать излишнее внимание!

В ветхом, покосившемся дровянике было весьма неуютно, тесно и холодно, а запах прелого сена, смешанный с ароматом свежего навоза, настраивал отнюдь не на романтическое настроение. С фиолетово-тёмного неба накрапывал небольшой, но скучный и монотонный дождик, из тех, что не сильно и заметны, но промочат насквозь, до нитки, отбирая тепло и медленно выматывая душу. Хотя, некоторым шум дождя за окном нравится, это если сидеть в тепле у окна, да еще пить ароматный чай из самовара, да с вареньем вишневым или малиновым. Мечта, иллюзия, грёза. Крыша дровяника протекала немилосердно, еще полчаса – и он станет мокрым, как жертва кораблекрушения, а что делать так и не решил. Вторая, запасная, резервная явка была надёжна до чрезвычайности. Если верить тому же самому Кунцендорфу Василию Яковлевичу. Но! На основной, тоже надежной, явке Северианова ждала засада чекистов, что же на резервной? На той, что на самый крайний случай, если деваться совсем некуда будет? Если и там товарищи в «кожанках», то теперь они будут во сто крат осторожней! И, скорее всего, сразу откроют огонь, учёные уже сегодняшним задержанием. А ещё они теперь злые и злые именно на него, Северианова. Но и уходить тоже некуда, в городе он никого не знает, а люди Кунцендорфа его ждут… Ну, или должны ждать, по крайней мере…