– Рано или поздно, – подергивая подбородком, произнес Кэрит так, чтобы его слышал только его сын, – мы все превратимся в такую же маленькую и незначительную горстку грязи. История всех нас смешает с навозом, уж поверь. Такова ее суть.

– Не говори так, – успокаивал его Эбит. – Наше величие и сила навсегда останется в умах человечества. Этот мир не сможет к нам так относиться после всего того, что мы для него сделали.

– Человечество… – усмехнулся Кэрит, – мир… Ты говоришь такие возвышенные слова, но даже не представляешь, сколь мало их значение. Мой отец, Сандис – подтверждение моих слов. Да, он был фанатиком, но разве не было причин для его помешательства? Он видел, как человек, бросивший вызов Богу, убил Великого Редэма парой взмахов меча, а затем просто исчез. Что же ему оставалось, кроме как встать на сторону Всевышнего после такого? И он видел суть. Бог и его творения слишком важны, чтобы обращать внимания на мелкие просчеты вроде того мира, в котором мы с тобой живем. Твоя мама любила этот сад, любила цветы и утреннюю росу, переливающуюся в лучах восходящего солнца. Она знала, что в этом мире, как и во многих других, куда больше прекрасного, чем ужасного. И лишь только люди не могут узреть этого. Мне жаль нас. Мы не в силах всецело проникнуться тем величием, что подарил нам Всевышний. И это наполняет наши сердца ненавистью. А твоя мама была чиста. Несмотря на все те слова, что даже сейчас говорят про нее люди, она была так же чиста, как та роса, на которую она так любила смотреть. И если ты когда-нибудь встретишь такую же чистую душу, то знай – это и есть то единственное, за что стоит бороться в этом мире. В любом мире.

Смахнув с темных волос капли дождя, Эбит некоторое время хранил молчание. Читая между строк все то, что произнес его отец, он искал двоякий смысл каждого слова. Хорошенько поразмыслив, он, наконец, спросил:

– Но что, если та кристально-чистая душа, которую я встречу, будет против самого существования Бога? – произнес он.

– Присмотрись получше, – улыбнулся Кэрит. – Так или иначе, где-то кроется грязь. И если ее нет в той душе, значит она в самом Боге.

Дождь усиливался, костер тлел. Этот день был наполнен искренней болью и жалостью, несмотря на все свое великолепие. Трагедия для некоторых и обычное происшествие для большинства. Но мнение толпы так и осталось за высокими стенами особняка. А вот дождь продолжал стучать в его окна еще несколько дней.

С грохотом распахнувшиеся двери мгновенно всполошили прислугу и стражников королевского особняка. Принц Бэззер, не щадя чистоты багровых ковров, что лежали у него под ногами, гремя доспехами поднялся по лестнице на второй этаж, оставляя за собой жирные отпечатки своих металлических сапог. Спешно ища уединение, он шмыгнул в одну из комнат своих покоев, но желаемое ускользнуло от него прямо за порогом практически не освещенной опочивальни. Журчание красного вина могло бы наполнить его душу спокойствием и умиротворением, если бы не та особа, что наполняла бокал.

– Милый принц, – произнесла она сладострастным голосом, наполненным вульгарными нотками и цинизмом, – я заждалась вас. Мое тело пылало еще сильнее, чем те глупцы, что пытались встать у вас на пути в Пискисе. Неужели только я могу оценить весь ваш потенциал по достоинству? – наполнив оба бокала, она подошла к Бэззеру и протянула один из них ему.

Девушкой, которой допускалось так вульгарно вести себя наедине с принцем, была дочь сэра Теодора Гидэна, Генриетта Гидэн. Ее отец уже давно продумал блестящую партию, главной фигурой которой была его несравненная дочь. Министру финансов было нетрудно подвинуть конкуренток своего отпрыска, которые были намного симпатичнее и привлекательнее ее, на задний план. Однако даже на фоне некоторых служанок эта мадемуазель выглядела невзрачно, из-за чего она не чуралась прибегать в обольщении принца не только к сладостному смеху и задушевным разговорам, но и более низменным способам получить его расположение к себе. Разумеется, никто не запрещал им спать до бракосочетания, однако выходки Генриетты временами были столь откровенны и на людях, что это невольно вызывало недоумение у ближайшего окружения принца и довольную ухмылку на лице отца девушки.