– Ну чё, давай?.. Правда, помыться мне не мешало б…

– НИЧЕГО, – проговорил фиванец не своим, глухим и утробным голосом, – Я НЕ БРЕЗГЛИВ.

Он склонился над жертвой, глядя ей в глаза и беря под контроль её сознание; взгляд девицы утратил всякое выражение и словно остекленел. Аристокл вонзил клыки в грязную шею…

Дав девице выпить ещё стакан и позволив взять с собой бутылку, вампир вывел её на улицу и усадил на лавочку соседнего подъезда; жертва всё ещё не пришла в себя.

– Слушай, а ты… того… трахнул меня, нет? – растерянно спросила она. – Я чё-то и не поняла…

– Ты была великолепна, – сказал Аристокл безо всякого выражения. Он протянул ей тысячную купюру. – Держи. Купи поесть.

– А… – девица, секунду поколебавшись, взяла деньги. – Спасибо.

– Не стоит благодарности. Прощай.

Вернувшись в квартиру, он запер железную укрепленную дверь на все замки. Вторая комната была оборудована для отдыха – окно намертво замуровано, тяжёлая дубовая дверь плотно пригнана. Посредине комнаты из силикатных кирпичей было сделано подобие гроба – по росту фиванца и вышиной в полметра – сверху это нехитрое сооружение закрывалось толстым стальным листом с ручками, приваренными с обеих сторон. Аристокл лёг в этот каменный гроб.

Вампиры не спят в обычном, человеческом смысле этого слова. Если это и похоже на людской сон, то на сон летаргический. Без сновидений и каких-либо ощущений. Маленькая смерть. Полное отключение всех органов чувств. Временное небытие. Поэтому они и прозвали себя «неспящими».

Накрывшись железным листом, Аристокл мгновенно отключился, чтобы пробыть в этом состоянии почти сутки.

* * *

Памятуя недавнюю поездку в общественном транспорте, фиванец поймал первую попавшуюся машину – это оказались ржавые, замызганные «Жигули» пятой модели. Назвав адрес в городе Видном, уселся на заднее сиденье. В салоне насыщенно пахло бензином и дешёвыми сигаретами, но Аристокл был непривередлив – ему доводилось дышать и не таким. Полноватый водитель с седыми кустистыми бровями поглядывал на пассажира в зеркало заднего вида, с явным намерением заговорить.

– Вот вы, я вижу, человек интеллигентный, – произнёс водитель, выехав на МКАД, – хоть и молодой.

Каждый раз, слыша замечания (обычно снисходительно-высокомерные) о своём возрасте – выглядел он на тридцать пять лет от силы – Аристокл испытывал смешанные чувства. С одной стороны это казалось забавным, с другой – сильно раздражало.

– Как вы относитесь к тому, что у нас в стране происходит, хотелось бы узнать? – Водитель задымил «Примой» без фильтра. – Конечно, вам, в общем-то, не с чем сравнивать (Аристокл зло усмехнулся про себя), но всё же?

– Мнится мне, любезный, вы запросили за поездку вполне солидную сумму, особенно если учесть, что ваше авто не очень комфортабельно и отнюдь не благоухает, – негромко, ровным тоном молвил Аристокл. – Но я готов удвоить эту сумму, если вы сделаете любезность и избавите меня от пустых и бесполезных бесед.

Водитель насупил брови и выбросил в открытое окно наполовину искуренную сигарету.

– Вот все вы так, молодёжь, одни деньги на уме, – пробурчал он, – а страна гибнет. Всё просрали.

Аристоклу остро захотелось сказать этому мужлану, отчего-то напоминавшего ему французского лакея, что он, чистокровный эллин, защищал его страну во всех судьбоносных войнах, начиная Куликовской битвой и кончая Второй мировой. Воевал не из-за того, что это ему нравилось, не преследуя мало-мальски корыстных целей, но единственно потому, что считал, что поступает правильно. Аристокл сдержался, хотя иногда, по настроению, позволял себе подобные вещи – после чего, как правило, жаждущего поговорить словно сдувало ветром.