Она снова зарыдала, и Геннадий, зная, где находится кухня, проворно вскочил, отыскал на маленьком столике, застеленном клеенкой с ножевыми порезами, чистый (оставшись один, ее сын не утруждал себя мытьем посуды) стакан и, налив воды из крана, понес в комнату. Схватив стакан, женщина жадно выпила, немного успокоилась, нервная дрожь, сотрясавшая ее худенькое тело, стала меньше, хотя и не отпустила совсем.

– Дружков сына вы знали? – поинтересовался Беспальцев, с жалостью глядя на женщину. Он всегда жалел матерей преступников, несмотря на то, что многие в их отделении обвиняли их не меньше, чем их отпрысков. По его мнению, ни одна мать не желала сыну тюрьмы, и в том, что они там оказывались, виноваты были не только родители, но и другие люди, вовремя не протянувшие руку помощи.

– Не было у него хороших друзей, – откровенно выдохнула она. – Как из тюрьмы пришел, все его забыли. Я целыми днями пилила его: «Олег, начинай новую жизнь, на работу устройся». А он мне: «Кто меня, судимого, возьмет?» Я пыталась возразить: «Хотя бы попробуй». Сын огрызался: «Чего прицепилась? В этом проклятом городе меня каждая собака знает, даже грузчиком не устроиться». Вот почему он в Одессу отправился, там у него какой-то дружок был, сидели вместе, Георгием звали.

– Значит, там он тоже не устроился, раз вернулся? – уточнил майор.

– Да кому он в Одессе-то нужен? – запричитала мать. – После тюрьмы, кроме меня, вообще никому. Вот и жили на мою пенсию. Я его не корила, думала: пройдет время, успокоится – и найдет работу. Или милиция заставит его устроиться. Впрочем, он сам иногда говорил: «Мать, не плачь, век на твоей шее сидеть не буду. Георгий обещал помочь, только подождать придется». Тот ему действительно письма слал, но я не понимала, радовался мой сын им или нет: он их в пепельнице сжигал.

– А что писал друг, вы пытались узнать? – спросил Беспальцев. Женщина закивала, и голова затряслась на тонкой шее:

– Пыталась, как не пытаться. Он на меня набрасывался: «Не твоего ума дело».

– Анна Тимофеевна, вы видели эти письма, – продолжал Геннадий. – Может, адрес ненароком запомнили?

Она снова покачала головой:

– Нет, к сожалению. Конверты помню, только он, когда письма забирал, сразу от меня их прятал, будто без него я собиралась с этим Георгием связаться.

Она начала всхлипывать, потом разрыдалась, и Геннадий, попытавшись задать ей еще несколько вопросов и убедившись, что больше несчастная ничего не знает, поспешил оставить бедную женщину наедине с ее горем. Впрочем, почему наедине? Сейчас придет Матрена, а там, глядишь, и пол-улицы заявится. Менталитет у нашего народа такой – любят посочувствовать, а вот порадоваться за кого-то не всегда получается.

Выйдя на улицу, он с наслаждением подставил лицо холодным каплям. Осенний дождь освежал, словно холодный душ, помогал привести в порядок мысли, бодрил, и Беспальцев бодро зашагал к остановке.