Сосед ничего не ответил.

– Ладно, – Беспальцев будто разрезал ладонью сырой воздух. – Давайте ближе к делу. Много людей приходило к Олегу? Сможете их описать?

Михаил Иванович задумался:

– Приходили, только не скажу, что много. Как Олег в последний раз освободился, только одного гостя у него и видел.

Геннадий напрягся, лоб пересекла морщина:

– Когда это было?

– Дня три назад, – твердо ответил Михаил Иванович. – Я этого гостя, к сожалению, плохо разглядел, темно было, а я по нужде из дома без очков выскочил. Крепкий такой, широкоплечий, вроде с бритой головой. Одно точно могу сказать – не из нашего района. Местных я хорошо знаю. Кстати, он как меня увидел, сразу в дом юркнул.

– Фоторобот составить сможете? – на всякий случай поинтересовался Геннадий, хотя знал ответ.

Сосед горестно вздохнул:

– Рад бы помочь нашей милиции, да… Не хочу вводить в заблуждение.

– Все равно спасибо. – Майор крепко пожал протянутую руку и вышел на улицу, едва не столкнувшись с двумя женщинами в темных платках на голове. Одна, маленькая, худенькая, едва передвигала ноги, издавая звуки, похожие на сдавленные рыдания, а вторая, повыше, покрепче, шептала: «Тихо, тихо», – и будто направляла ее к соседнему дому. Беспальцев понял: худенькая – мать Будченко, и шагнул наперерез:

– Здравствуйте. Вы мама Олега Будченко?

Худенькая громко зарыдала, уткнув нос в большой клетчатый носовой платок, а вторая женщина, с круглым лицом и курносым носом, недовольно заметила:

– Она-то мать, а вы кто будете? Гости, знаете, как-то не вовремя.

– А я и не гость. – Геннадий достал спасительное удостоверение. – Майор Беспальцев. Занимаюсь делом ее сына.

Несчастная мать отняла платок от лица и тихо, почти шепотом, спросила:

– Вы из милиции?

Беспальцев кивнул:

– Да, я следователь.

Она нервно икнула и охнула:

– Если делом Олежки занимается следователь, значит…

– Мы хотим исключить убийство, – закончил за нее майор. – Знаю, что вас зовут Анна Тимофеевна. Это есть в его личном деле. – Он дотронулся до ее руки. – Сочувствую вашему горю и все же настаиваю на разговоре. Если вы нам поможете, мы быстрее выясним причину смерти вашего сына.

Подруга матери Будченко (майор окрестил ее про себя: «Бой-баба») затрясла головой:

– Совести у вас нет. Неужто не видите, в каком она состоянии? Денька через три приходите. Говорят, когда усопшего земле предашь, его родным легче становися.

– Я могу прийти и через неделю, но тем самым дам преступнику фору в семь дней, – парировал Беспальцев и повернулся к ним спиной, делая вид, что уходит. Анна Тимофеевна вцепилась в мокрый рукав его пальто и сказала срывающимся голосом:

– Помолчи, Матрена. Ежели Олежку какой-то супостат жизни лишил, найти его надо как можно скорее. – Дрожащей маленькой ручкой с голубыми жилками она отперла калитку и впустила следователя: – Заходите. А ты, Матрена, попозже загляни.

Бой-баба бросила на майора уничтожающий взгляд и растворилась в промозглой дождевой дымке. Анна Тимофеевна отперла входную дверь и впустила непрошеного гостя:

– Вы тут небось все знаете. Проходите в большую комнату. Там ведь Олежку нашли?

Она без сил опустилась на диван с когда-то веселой (красные цветы на зеленом поле), но давно выцветшей обивкой, не снимая мокрого пальто. – Товарищ следователь, у вас есть дети?

– Две дочери, – ответил Геннадий, вспомнив своих белокурых красавиц.

– Две – это хорошо, – женщина всхлипнула, сдерживая рыдания. – Девочки – это тоже хорошо. Замуж выйдут, внуков вам подарят. Я, пока с мужем жила, не сподобилась второго родить, выпивал мой крепко. До Олежки он еще крепился, а после как с цепи сорвался. Глушил ее, проклятую, меня смертным боем бил. И побоялась я подарить Олегу брата или сестру. Все думала: какой ребенок родится? Теперь жалею. Не позволила бы я ему алкоголиком стать и после смерти Олежека не осталась бы одна-одинешенька в этом доме. Сколько раз Олежеку говорила: «Женись, дай внучков понянчить», – да только он меня не слушал. Видать, по их волчьим законам жениться нельзя. Теперь и внуков у меня никогда не будет.