Но у меня уже появился бесценный опыт взрослого человека, и я знал: ничего никогда не будет хорошо. Точка.

Я сам не заметил, как ускорил шаг, все больше распаляясь от внутренних переживаний.

В голову снова влез Ярослав. Какой радостный у него был голос! Уж этот прохвост наверняка устроился хорошо. Я прямо через трубку чуял смрад его преуспевания. Конечно, для него купить билет на поезд – это все равно, что купить самую дешевую газету и завернуть в неё селедку! А для меня – непозволительная роскошь.

Я снова утвердился в том, что не поеду на эту долбанную встречу выпускников. А потом все-таки поскользнулся и упал.

***

Лаврентий в определенном смысле был гением.

По возвращению домой я всегда находил там Лаврентия. В любое время дня и ночи. Можно сказать, я приходил в его царство – в царство уныния, пассивности и интеллектуального самоудовлетворения.

Я старался нигде не задерживаться и всегда приходил домой как можно скорее. Черт знает, что там учудит Лаврентий, пока меня нет. Как минимум прокурит всю квартиру до самой штукатурки. Пока я был дома, я отгонял его курить к окнам или на балкон. Но выход на балкон находился в моей комнате, и мне приходилось вести эту набитую табаком куклу вуду через место, в котором я спал. После таких променадов я мог кашлять всю ночь, а то и не одну.

Да, Лаврентий никогда не выходил из дома. Но иногда он просто не выходил из дома, а иногда, как и подобает настоящему гению, разводил бурную деятельность. В такие моменты находиться рядом с ним становилось невозможно, поэтому я искал способы убить время вне своего дивана.

Когда я растерял всех своих друзей, таких способов у меня почти не осталось. Особенно тяжело становилось зимой, когда выйти посидеть на лавочке у подъезда – не вариант.

Квартира принадлежала Лаврентию и за нее никто не платил, поэтому вопросы правовые стояли под вопросом. Вернее, мы решили, что раз уж квартира принадлежит ему, то платить за нее буду я – вроде как, почти снимать, но бесплатно. А денег у меня, как известно, не водилось. То есть, моё право жильца стояло на том, что я по идее должен платить, хоть этого и не делал.

Звучит глупо, но Лаврентий это право уважал.

И все же, несмотря на то, что Лавр считал меня полноценным жильцом, я не осмеливался просить его о чем-то. Ну, работать тише или не курить совсем. Это, по моему мнению, вопиющая наглость, просить кого-то не курить в своей же квартире.

Стук молотка я услышал еще на подходе к дому, когда возвращался из центра занятости. Этот стук меня дико деморализовал.

С каждым шагом стук становился все ближе: такой ясный, весомый, густой стук. Стук молотка.

А мое настроение падало все ниже. Вероятность того, что стучат из нашей квартиры, была слишком велика.

Я надеялся, что это соседка снизу выломала дверь и уже добивает Лаврентия тапком. Я правда надеялся.

Я зашел на кухню, потирая ушибленный зад. У Лавра в руках был тот самый чертов молоток. Перед ним лежал школьный учебник труда, деревянные доски и ящик с инструментами, на дне которого валялись гвозди.

– Поставите на моей могиле скворечник, пускай меня хоть кто-то навещать будет, – царственно продекламировал он, живой и невредимый, в момент нашей встречи.

Лавр, конечно, гений. Но как же тяжело с этими гадами жить!

Оказалось, он не смастерил скворечник на уроке труда, когда учился в школе. Болел. Он осознал этот огромный пробел в своем образовании и сильно расстроился. А потом сильно расстроил всех окружающих, когда решил его восполнить.

Где эти чертовы соседи, когда они так нужны? Нет, конечно, они все уважают право человека на ремонт. Стук молотка не нарушает общественного порядка. Это естественная потребность жильца многоквартирного дома, молотком что-то забивать.